Песчаный поход - [3]

Приняв в такой ситуации третий взвод, Пономарев быстренько уболтал ротного и старшину, негласного пахана четвертой мотострелковой, превратить свое подразделение в ударную группу, обязуясь, по его же образному выражению, «закрывать все горячие щели своей взмыленной жопой». Видя очевидные плюсы в позиции толкового лейтенанта, и учтя его клятвенное обещание «не лезть на рожон», командиры без особого сопротивления пошли ему навстречу. Переписали штатное расписание, выкинули из третьего всех молодых и дембелей, оставили тех, кто отслужил по году и полтора, отсортировали из оставшихся всех бестолковых и слабосильных, а взамен из первого и второго подкинули сообразительных и крепких.

Командование батальона еще более устраивало появление новой ударной группы, состоявшей из опытных, обстрелянных солдат. Легендарный начштаба Цезарь, ознакомившись со списком личного состава, только ахнул. Еще бы – все старослужащие, в своем большинстве призванные из городов и, за исключением одного таджика-переводчика и водителя-дагестанца, все русские и украинцы.

Как следствие новой кадровой политики в палатке третьего мотострелкового царил идеальный, по местным меркам, порядок, да и по остальным показателям он сразу прыгнул на две головы выше первых двух, которые теперь располагались в одной палатке со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ко всему прочему у них за две недели произошло несколько ЧП, одно из которых стало известно за пределами роты. Командиров первого и второго взводов хорошенько поимели, после чего те опомнились и взбунтовались, но уже было поздно что-либо менять.

Но зато теперь Пономарев получил троих молодых солдат, и отвертеться от такого подарка не было абсолютно никакой возможности. В отсвет на не очень уверенную попытку протеста ротный, – у самого голова гудела, – раздраженно послал лейтенанта к такой-то матери…

Назревающий конфликт незаметно погасил старшина. Прапору оставался год до отставки, он был мудр, как сказочная сова, знал армию и военных людей лучше, чем свою каптерку, и в две минуты успокоил заведенного взводного. Отведя молодого лейтенанта в сторонку и по-отечески с ним переговорив, Дед, а иначе старшего прапорщика Старчука не называл никто, даже комбат, как бы невзначай посоветовал одного «салабона " посадить на машину, а двоих оставшихся поставить как пехоту.

Учитывая, что штатное расписание служило больше для галочки, и при назначении на должность реально исходили лишь из фактора целесообразности в боевой обстановке, – весьма дельный совет. Немаловажна была и собственно штатная специфика. Например, в третьем мотострелковом, как и в любом другом взводе батальона, насчитывалось всего восемнадцать-двадцать бойцов, включая сержантский состав и самого командира: три пулеметчика, три снайпера, три автоматчика, составлявшие расчет АГС[1], три сержанта – командиры отделений – и шестеро спецов[2]: механики-водители и операторы-наводчики, обслуживающие 147-ю, 148-ю и 149-ю БМП.

Вот так – тихо и без нажима – уладили конфликт. Вызвав замкомвзвода и двух дедушек, Пономарев распорядился, чтобы утром на зарядке посмотрели молодых и доложили о результатах.

Через сутки Саша уже числился пулеметчиком третьего взвода четвертой роты второго мотострелкового батальона восемьсот шестидесятого отдельного мотострелкового полка.

Глава 4

Своей первой боевой операции новый командир полка придавал столь великое значение не только в силу лично своих тщеславных соображений, был еще один факт, о котором он знал и который при определенных обстоятельствах мог косвенно задеть его карьеру. И весьма чувствительно… У воинской части был свой «скелет в шкафу»…

При прошлом командире, в мае восемьдесят третьего, штаб армии блестяще спланировал крупномасштабную полковую акцию в районе точки Бахарак. Несмотря на то, что в километре от одноименного кишлака, в старой афганской крепости, дислоцировался усиленный танковыми взводами и 120-ти мм минометной батареей целый батальон, весь район полностью находился под контролем моджахедов, впрочем, как и вся провинция в целом.

Рядом с Бахараком проходили караванные тропы, ну и самое главное – этот район служил естественными воротами в территориальный аппендикс, носивший в солдатском просторечье наименование «Карамуджен» и тянувшийся вдоль советской границы до самой Индии и Китая.

Там якобы находились душманские базы, учебные лагеря, госпитали и даже аэродромы. Еще в этой стране грез процветали сотни лазуритовых и золотых приисков. Одним словом, духи в тех краях спали на мешках с золотом и драгоценными камнями – эдакое маленькое Эльдорадо. Естественно, что никто ничего наверняка не знал, так как по понятным причинам туда не ступала нога советского солдата. Посему довольствовались подкрепленными для верности ссылками на особистов и ХАДовцев[3] быличками и легендам.

В штабе армии решили, что сил полутора батальонов вполне достаточно, чтобы проверить правдивость этих историй, и поэтому отдали приказ о проведении крупномасштабной акции. В Кабуле уже не первый год при одном упоминании о Карамуджене толстые дяди обильно пускали слюни на увешанные орденами мундиры.