Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь - [50]

Чем тогда можно навредить ему, не навредив себе? Что уже причинило ему самую сильную боль? Только то, что я осталась жива, и он не смог убить меня так же, как убил остальных. Каждый день, бросая жизнь ему в лицо, я оскорбляла Его Мерзейшество, отказываясь примкнуть к его клану. Мертвые процветают только среди мертвых.

ПОБЕДА.

Больше жизни во время без границ.

В то утро, когда я уходила из дома, я знала, что он рушится. В высоких окнах отчаянно жестикулировали ошеломленные фигуры моих родных, и обезумевшие тени метались в безмятежном стекле. Черные тени на бледных оконных листах, их руки, все слабее грозившие яростью и местью. Черные лопасти вращали колесо их собственного несчастья. Слишком поздно.

Дом сморщился вокруг кукол на подоконниках. Мое прошлое, что каждый день пожирало каждый день, съежилось до надлежащего размера. Будет новое начало, непожранное им. Начало за гранью боли. Начало за пределом страха. Тяготение не уничтожило меня.

Тяготение. Вертел тяготения. Она вспомнила ограду вокруг своего дома и подумала о святом Себастьяне, утыканном стрелами. На какой-то миг, в равнодушном поезде, страх вновь подполз к ней. Она посмотрела на женщину напротив, в волосах которой было солнце. Услышала смех, в котором было море. И узнала ее.

ПОБЕДА.

Полные и честные воспоминания сводни Финал

– Мадам, вы нанизали его на вертел тяготения.

– О нет, о нет! – вскричала Долл. – То, что входит, должно выходить.

– Очень Верно. Очень Правильно, – сказала мисс Мэнгл, коей перед процедурой завязали глаза, что не мешало ей подавать голос через тщательно отмеренные промежутки времени.

Но Долл осталась недовольна.

– Это такая хрупкая вещь…

– Мадам, а если треснет?

Руджеро содрогнулся. Уткнувшись головой в подушку, филейной частью в эфире, он содрогнулся.

– Мадам, я предлагаю операцию, – сказал Ньютон.

– Сэр, я не могу дать на это санкцию, – ответила Долл. – Я должна учитывать свою репутацию.

(«А я? А я?» – печально думал Руджеро.)

– Все дело в давлении, – сказала Долл. – Так сказано в вашей же книге. – И она положила на стол английский перевод «Principia Mathematical» [38].

– Давлении? – переспросил Ньютон. – Давлении… – А затем с великолепной безапелляционностью мудрости изрек: – Щи.

– Щи?

– Мадам, вы незамедлительно приготовите самую большую кастрюлю щей и накормите этого несчастного. Таким образом мы создадим большую силу во внутренней камере этих ягодиц. – (Он пошлепал по ним). – Данная сила, следовательно, будет равна и даже превзойдет величину окружающего их атмосферного давления.

– Вы хотите сказать, что он его выпердит? – спросила Долл.

Увы, зеленой Долл, листовой Долл, нашинкованной, накрошенной и сваренной Долл, Долл столовых ложек и приправ, неоднократно облитой и оскорбленной Долл после двух часов, четырех кочанов и шести пинт похлебки источавшей аромат сточной канавы, не удалось вызвать из больного ни одного порыва ветра.

– Хватит! – вскричал Руджеро, позеленевший до ушей. – Хватит!

– Действительно, хватит, – сказала Долл, устало опуская половник. – Сэр, рассчитайте. – Она протянула Ньютону его же книгу.

– Что, мадам?

– Будьте добры рассчитать силу, нужную для того, чтобы удалить непристойную шпильку из этих невинных ягодиц.

(«Если бы это была шпилька», – подумал Руджеро.)

Наступило долгое молчание. Небывало Долгое молчание. Ньютон написал: «Если принять массу ягодиц (b)m за…», потом все зачеркнул и сокрушенно посмотрел на Долл.

– Думайте о силе, – подсказала она. – Думайте о давлении, – подсказала она.

– Думаю о силе, – ответствовал Ньютон. – Думаю о давлении. – Затем он написал:

– Какая еще потерянная длина? – спросила Долл.

– Точнее, введенная длина, мадам, – ответил Ньютон. – А буква Р = атмосферному давлению.

– Очень Верно. Очень Правильно, – внезапно промолвила мисс Мэнгл.

– Вы ее любимый писатель, – попыталась объяснить Долл.

Ньютон взглянул на свое уравнение.

– Лучше я изложу вам решение на простом английском, – сказал он. – Если шесть кроликов съедают столько травы, сколько одна овца, а одна овца гадит вполовину меньше осла, из этого следует, что нам потребуется половозрелый хряк, чтобы вытащить эту злополучную шпильку.

Долл посмотрела на Ньютона с воскресшим уважением.

– Я достану хряка, – сказала она, выбежала из дому, пересекла скотопригонный двор и оказалась на бойне быстрее, чем нож вспарывает свинячью глотку.

Мясник Джек Рез молол слова даром.

– Спаси вас Господь, мэм, – рек он. – Я выну его одной левой. – Недаром его прозвали Чипсайдским Хряком.

Когда они с Долл вернулись в покои достойной дамы, Ньютон, Руджеро и мисс Мэнгл спали без задних ног, и тишину нарушал только их храп.

– Я встану на пуанты, – сказал Джек Рез, проводя на цыпочках всю свою восемнадцатистоуновую [39] мужскую стать по турецкому ковру.

– Чутче. Чутче, – прошептала Долл.

– Я буду чуток, как свиной нос в трюфельном лесу.

– И помягче, – взмолилась Долл.

– Я буду мягким, как карман в девичьей юбке.

– И не отклоняйтесь от цели.

– Я не отклонюсь от цели, как олень на важенке.

Он взялся за фарфоровый камень преткновения одной ручищей, громко воззвал к Геркулесу и Святой Деве и вырвал его, как пробку из бутылки. Руджеро, испустив внезапную и продолжительную канонаду из кормовых орудий, взмыл над кроватью горизонтальным прыжком и плашмя пролежал в воздухе добрых полминуты на глазах пораженного Ньютона. Что же касается мясника, громадная сила отдачи выбросила беднягу в окно и швырнула в сточную канаву. Лишь мисс Мэнгл продолжала спать сном праведницы.