Пес по имени Бу - [46]

Приступив к учебе, я обнаружила, что мое чутье подтверждается научными данными. Я прочла все, что смогла раздобыть, по теории познания, методике выработки условного рефлекса, классическом формировании условных рефлексов, дрессуре с помощью кликера, изменении поведения, десенсибилизации и условно-рефлекторной терапии. Я узнала, что исследования реакций лабораторных животных на наказание (боль, страх) и положительное подкрепление (еда, игра, ласка) не только подтвердили мою интуитивную правоту, но и дали ей биохимическое обоснование.

Неврологические реакции на страх и боль, как в мозгу, так и в теле, попадают в общую категорию стрессовых реакций. Нейрохимические вещества и гормоны, выделяющиеся под воздействием средних и сильных стрессовых раздражителей, препятствуют усвоению материала (если только мы не говорим о воспитании под воздействием жгучей боли и сильнейшего стресса, являющемся мощным обучающим приемом, что, впрочем, неприменимо к дрессуре собак). Методики позитивного подкрепления не вызывают такого сильного выброса стрессовых гормонов, зато стимулируют выделение веществ, ассоциирующихся со счастьем. Их использование облегчает обучение, делает его более эффективным, а результаты — более долговременными.

На тот момент я уже была членом Ассоциации тренеров домашних собак, подразделением которой является Сертификационный совет профессиональных тренеров-кинологов. Он был основан с целью тестирования и подтверждения квалификации хендлеров на всей территории страны и одновременно предоставлял владельцам собак возможность разыскать этих профессиональных тренеров. Я предприняла попытку сдать экзамен на получение сертификата профессионального тренера-кинолога, когда Бу исполнилось два года. Мне самой казалось, что я выжила из ума. Речь шла об экзамене, состоящем из двухсот пятидесяти вопросов, проверяющих знания по теории, этологии, методике дрессуры, инвентарю и условиям содержания животных. Только для того, чтобы получить право на попытку сдачи этого экзамена, тренер должен был иметь за плечами не меньше трехсот часов подтвержденного независимой организацией тренерского опыта в качестве ведущего или единственного инструктора, наряду с рекомендациями от клиентов, коллег и профессиональных ветеринаров. Я лично была знакома с несколькими опытными тренерами, которые раз за разом проваливали этот экзамен и записывались на пересдачу.

Я сдала его с первой попытки. Возможно, я действительно успела стать неплохим тренером.

* * *

С удостоверением профессионального тренера на руках меня было уже не остановить. Я начала коллекционировать сертификаты инструкторов и экспертов различных категорий и организаций. К тому времени, как Бу исполнилось два с половиной года, я стала профессиональным тренером-кинологом, обладающим всеми «верительными грамотами», которые хоть чего-то стоили. Большинство моих титулов и дипломов ничего не значили для людей за пределами кинологического сообщества, но мне, а также всем остальным членам собачьего мира они сообщали о том, что я занимаю свое место на законных основаниях и кое в чем разбираюсь. Наступило время создавать свою собственную фирму. В знак уважения к собакам, которые так много мне дали, я назвала ее «Школа трех собак».

Теперь, когда я хорошо знала свое дело и обладала всеми необходимыми регалиями, подтверждающими мои знания, я снова взялась за обучение Бу. Наши занятия были очень похожи на то, что мы делали, когда я еще надеялась подготовить его в качестве служебной собаки. Только на этот раз основной упор делался на социализацию и обобщение его навыков, к тому же мои ожидания гораздо больше соответствовали его возможностям. Я знала его сильные стороны (контакт с людьми) и его слабости (освоение новых навыков). Я должна была начать работу с его сильными сторонами, постепенно заманивая его в категорию навыков.

Бу обладал исключительной способностью мягко и обезоруживающе поздороваться с маленьким ребенком, а потом просто стоять рядом (его знаменитому взгляду в пространство наконец-то было найдено применение!), пока малыш гладил его, восторгался им, пытался заплести его шерсть в косички или начинал игру в индейцев и ковбоев. Это выглядело в точности так, как раньше, когда он выходил на улицу и смотрел в никуда с растерянным и радостным видом. Но когда его ласкали дети, источник его радости был совершенно очевиден — любовь и забота, которую он дарил и получал. Когда его теребили дети, которых мы встречали в магазинах или парках, он оставался совершенно спокоен и стоял, слегка изогнув тело (верный признак расслабленности, потому что, когда собака напряжена, ее тело всегда натянуто как струна) и приоткрыв пасть. Он никогда не совершал резких движений и не подходил к малышне слишком близко, чтобы никого не испугать. Для многих детей Бу был единственной собакой, которую они не боялись гладить. Он никогда не скакал вокруг них, не махал лапами и не пытался их облизать. Одним словом, не пугал их своим поведением. Для других детей он был хорошим товарищем. Позволяя ребятне делать с собой все, что угодно, он олицетворял мечту любого родителя. Очень важно помнить, что фраза «Я хочу собаку, которая будет позволять моим детям делать с собой все, что им вздумается» является выражением малореалистичных ожиданий. Опасно рассчитывать на то, что все собаки будут терпеть то, что могут сделать с ними ребятишки. Без специальной подготовки многие животные могут не выдержать и сообщить ребенку, что им что-то не нравится, единственным доступным для них способом — зарычав, залаяв или щелкнув зубами.