Пес и его поводырь - [48]

Недалеко от монастыря — часовенка. В часовенке бьет чудотворный источник. Они напились и умылись чистой, холодной водой.

— Стоит часовня на том самом месте, где икона была принята иноком Гавриилом. По этим волнам шел Гавриил «яко посуху». На этот берег впервые взошла Божия Матерь. В последние времена Иверская икона с Афона уйдет, а сам Афон погрузится в море, — кратко объяснил Пес. — Вернешься в Россию, книжку купи в церковной лавке. На это тебе денег хватит.

— А на другое?

— А зачем тебе деньги? Я же рядом. И я рядом буду всегда, — не к месту стал балагурить Пес.

— Я в кафе не пойду. Ты опять нажрешься.

— Так накрыто уже. А с тобой или без тебя — какая разница?

— Как накрыл, так и закроет. Мы же не ели? Пошли дальше.

— Куда?

— В Пантелеймонов. Ты же туда хотел?

— Не, я не готов. Надо трезвиться и поститься. Поехали, брат, в Дафнию.

— А там?

— А там — паром.

— А пешком?

— А пешком далековато. Я только деньги занесу в кафе.

Саша ждал на пятачке автобусном, совсем рядом с их ночным пристанищем, примерно полчаса. Пес вышел, наконец, довольный, со свертком.

— Не хотел отпускать дяденька. На вот тебе, Сашка. Курочки. Рицинка там, помидорики. Поешь, покуда. Только кости не разбрасывай.

Аппетита у Саши не было. Глотнул вина, откусил от куриной ноги. Сложил все назад. Руки вытер бумагой.

Дорога в порт уже знакома. Красота несказанная за окном, хозяин в средней стадии опьянения — рядом. Пакет с курицей в сумке. Маслице, которое вручили монахи в Ивере, в бутылочке, в правом внутреннем кармане куртки.

Следующий нетрезвый сон Пса был явно наказанием.

Не сон это, а бесконечное воспоминание. Мука смертная. Черная Рожа привел его в город Двинск. Даугавпилс сиречь. Теперь не телевизор включил, а прямое видение прошлого приключения.

— Помнишь того бедолагу? — навис он над лежащим на кровати Псом, зубами людоедскими сверкнул.

— Пуммерса?

— Ага.

— Зачем его отладил?

— Были причины.

— Ты что, ревизор Комитета среднего образования с особыми полномочиями?

Черная Рожа теперь сидел во дворе, спиной к нему, под навесом кафешки, даже не оглядывался. Из окна комнаты легко мог быть виден, но Пес головы не поднимал. Рожа цедил кофе и читал газету на латышском языке. Скотина. Клоун. И никто на него не обращал ни малейшего внимания. Ну, сидит папуас во дворе скита на святом дворе и держит латышскую газету вверх ногами.

Просмотреть сюжет и очнуться. Другого не дано.

…Доктор исторических наук Эрнест Пуммерс жил на окраине Даугавпилса в квартире, на втором этаже четырехэтажного кирпичного дома. Пес позвонил из телефона-автомата и добродушный женский голос сообщил на чистом русском языке, что Эрнест Янович в музее, на работе. Посочувствовав, пожелав спокойной ночи, назвавшись коллегой Эрнеста из Ленинграда, он спросил, где же этот музей искать, и вскоре был на месте. Сторож-старичок впустил его после некоторых сомнений, после того, как Эрнест Янович, плотный, еще не старый мужчина, показался на лестнице, ведущей на второй этаж.

— Я к вам из Ленинграда. Разрешите? Мне рекомендовали коллеги.

— Весьма рад. Пойдемте в кабинет. Заприте дверь и можете пока отдыхать, Арвид, — разрешил он сторожу, — мы с коллегой поработаем.

В кабинете Пес осмотрелся и первым делом посоветовал господину Пуммерсу позвонить домой и сказать, что он задержится. Тема очень интересная и уйдет на это часа два.

— Очень хорошо. Чай будете? Кофе?

— Нет. Это мне помешает.

— Как это может помешать?

— Твоя книга? — достал Пес из сумки учебник.

— О! Конечно.

— Тогда все в порядке. Ошибки не будет.

— Какой?

— Ты тот, кто мне нужен.

— Но, если, на ты…

— Ты… вы, мы… теряем время.

Пес снял телефонную трубку и подал ее ученому, дождался пока тот опять же, совершенно по-русски объявит женщине на другом конце провода о задержке. Потом Пес трубку вырвал из рук изумленного хозяина кабинета и оторвал ее от аппарата.

— Что это?

— Это пистолет, — объявил Пес и достал оный.

— Кто вы?

— Представитель власти.

— А документы?

— Расскажи-ка лучше о себе.

— Что я должен рассказать?

— О своем видении истории. Ну, давай, начинай.

— Пистолет, хотя бы, уберите.

— Нет. Так лучше. Естественнее.

— Почему?

— Меньше будешь врать.

— О чем я могу соврать?

— Переврешь всю историю.

— Историю нельзя переврать. Она объективна.

— А чем же вы тогда тут занимались? За что зарплату получали?

— За труд.

— Результаты вашего труда перед вами. Так что объясняйте, но постарайтесь поближе к истине. Как можно ближе. Какая ваша специализация?

— Долгое время я занимался древними знаками на камнях.

— Вот. Это хорошо. Поближе к кладбищу.

— Давайте, я вас выведу отсюда и не будем о кладбищах.

— Почему? Я люблю эту тему. Я к ней имею некоторое отношение. По специальности я гробовщик.

— На самом деле?

— А почему нет? Только мои гробы несколько другого толка.

— Это аллегория?

— Считайте, что так. Хотя приходилось делать и настоящие. Итак, начнем.

— Ну, хорошо. Тут совсем недалеко находятся отличные камни. Той зимой почти не было снега.

— А? Какой снег?…

Автобус по горной дороге катит. Лето…

В автобусе Пес завел богоугодный разговор с соседом. Сидели они с Сашей в разных местах. Вот и захотелось Псу пообщаться, а не с кем. Саша одним ухом разговор слушал, проникался интересом. Как антология таинственных случаев, только наяву. Протяни руку и вот они — случаи. Обсуждали поведение неугасимой лампады, что висит над Царскими вратами соборного храма Иверского монастыря. В праздники она начинает раскачиваться: таков знак присутствия Матери Божьей. Но иногда и по будням. Предупреждает монахов о чем-то. Об испытаниях, которые скоро будут.