Первый всадник - [10]

Вооружившись картами Азии и лазерной указкой, вирусолог, захлебываясь от восторга, объяснял, что грипп — это очень хрупкий вирус, который постоянно мутирует. По особенностям гемагглютинина…

— Чего?! — Голос принадлежал Фитчу, но ответа ждали все. Вернее, почти все.

— Гемагглютинин — это поверхностный антиген, — объяснил Каралекис. — Основная характеристика вируса.

Фитч раздраженно фыркнул.

— По поверхностным антигенам, — продолжил Эпштейн, — вирус разделяют на три основных типа: H1, H2 и НЗ. На самом деле подтипов больше, я назвал основные.

Фитч нахмурился — он не любил подобных лекций, — но Жанин Вассерман предостерегающе похлопала его по плечу.

— В рамках каждого подтипа, — продолжал Эпштейн, — ежегодно происходит антигенный дрейф, результатом которого является разнообразие известных нам штаммов. Таким образом…

— Таким образом, — перебил Вурис, — грипп — это не одна болезнь, а вагон и маленькая тележка.

— Я бы не стал упрощать, — поморщился Эпштейн, — но если хотите, можно и так. В частности, именно поэтому мы вынуждены разрабатывать новую вакцину каждый год, с появлением нового пандемического штамма.

Эпштейн озарил слушателей обаятельной улыбкой, но Фитч на нее не купился.

— Док, вы все время употребляете такие слова, что мы…

— Он имеет в виду доминантный штамм, распространяющийся по всему миру, — объяснил Каралекис.

— Вроде эпидемии, — перевел Вурис.

— Нет-нет, — покачал головой Эпштейн, — пандемия и эпидемия совершенно разные вещи. Пандемия всегда глобальна. А эпидемия — нет. Например в Чхучхонни произошла исключительно локальная вспышка — эпидемия.

— Следовательно, это проблема Северной Кореи, и ничья больше, — отметил Глисон.

Каралекис нахмурился.

— Разумеется, — протянул он, — если только…

— Если вирус не выйдет за ее пределы, — закончил за него Эпштейн. Двое врачей обменялись понимающими улыбками.

Вурис заерзал в кресле.

— И некоторые эпидемии хуже других, да? В зависимости от… как его там? Штамма?

— Вот именно, — ответил Эпштейн. — Степень вирулентности штаммов очень разнится. Иногда вирус становится избирательным. Например, «испанский» грипп чаще всего поражал молодежь: детей и взрослых до тридцати лет.

— Почему? — вмешалась Вассерман.

— Не знаю, — покачал головой Эпштейн.

Фитч опять нахмурился, однако на помощь Эпштейну пришел Каралекис:

— Этого не знает никто.

— Почему?

— Потому что он не изучен.

— Что, грипп? — не поверил Фитч.

— Мы имеем в виду штамм «испанки», — объяснил Эпштейн. — Его никто не изучал.

— Но почему?

— Потому что все вирусы субмикроскопические. Для исследований требуется электронный микроскоп, который изобрели только в тридцать седьмом, то есть… когда же? Почти двадцать лет после пандемии «испанки».

— То есть его никто не изучал? — уточнил Фитч.

Каралекис кивнул.

— В том числе и корейцы?

Эпштейн с Каралекисом переглянулись, и наконец Эпштейн сказал:

— В том числе и северные корейцы.

— Выходит, — не унимался Фитч, — тот тип из Пхеньяна…

— Врач, — поправила его Вассерман.

— Не важно. Значит, тот врач из Пхеньяна мог только догадываться, что это «испанка».

— Ну… — засомневался Каралекис.

— Да что тут думать? — воскликнул Фитч. — Вы же сами сказали…

— Все не так просто, — вздохнул Эпштейн.

— Почему?

— Потому что в его распоряжении были пациенты. Он наблюдал симптомы, ход заболевания.

— И на этом основании, — заключил Каралекис, — он сравнил заболевание с «испанкой».

Воцарилось молчание, которое нарушила Жанин Вассерман.

— Нет, — заявила она. — Он ничего не сравнивал. Он прямо сказал: «испанка», и точка.

Вурис закатил глаза.

— Ну да, если верить переводчику… если верить врачу. Если верить перебежчику! — Он сделал паузу и оглядел собравшихся. — Я один такой подозрительный или…

Нил Глисон одобрительно фыркнул, затем глянул на часы. Поднявшись, он с фальшивой гримасой сожаления объявил:

— Все это очень интересно, но мне к двум часам на кораблестроительный завод, так что… В общем, держите меня в курсе. — С этими словами Глисон взял куртку и удалился.

Вассерман, казалось, не заметила его ухода. Она оперлась локтями на стол и хмуро оглядела оставшихся.

— Послушайте, кое-что не дает мне покоя. Наверное, и всем нам… Реакция корейцев.

— Разумеется.

— Насколько я понимаю, эпидемию гриппа не остановить, просто перебив заболевших…

— Почему? — вмешался Вурис.

— Потому, — отрезал Эпштейн.

— Вектор не один, — объяснил Каралекис.

— Вот именно.

Вурис посмотрел сначала на одного врача, потом на второго:

— Какой еще вектор?

— Вектор распространения.

— А какие есть еще? — встрял Фитч.

— Кроме людей? Крысы. Утки, — ответил Каралекис. — Дикие утки разносят грипп очень далеко.

— Во время сезонных миграций, — добавил Эпштейн.

— Вот и я о том же, — кивнул Каралекис.

— Первый удар нового штамма практически всегда приходится по Китаю, — добавил Эпштейн.

— Почему? — поинтересовался Вурис.

— Огромные популяции водоплавающих птиц, высокая плотность населения…

— Причин очень много, — отметил Каралекис. — И тем лучше для нас. За то время, которое вирус добирается до Штатов — примерно год, — мы успеваем разработать необходимую вакцину.

Жанин Вассерман многозначительно кашлянула.

— Давайте вернемся к теме. Итак, реакция корейцев — и ее неадекватность.