Первый ученик - [19]
— А вот еще, — вздохнул Самохин, посмотрел на потолок и начал:
— Нравится? — спросил Самохин.
— Нравится, — сказал Мухомор. — Это лучше, чем про синички. Тут буря, матросы… А там что? Плаксивый кисель какой-то. На кой шут ты про птичек пишешь? Девчонка ты, что ли?
Самоха сконфузился;
— Да это я так… Я те стихи порву. Хотите, еще прочитаю? Только вы никому не говорите, что я стихи…
— Не скажем, не беспокойся. Только вот что: ты объясни нам, почему в море плыло два весла? — спросил Корягин.
— А сколько же тебе надо?
— Да мне ничего не надо. Я так. Непонятно это.
— Чего ж тут непонятного? Шхуна погибла, а весла поплыли.
— Так… — удивленно сказал Мухомор. — Печальный ты человек, Самоха. И это все с тобой Швабра сделал?
— А то кто же? Из-за Швабры я и не учусь, а тут еще отец… У нас дома такое делается… Мать только и знает, что плачет. Поплачет — кричать начинает, покричит — опять в слезы. Надоело мне все это. А вчера отец с пьяных глаз горшок с геранью с окна столкнул. Горшок вдребезги, а отец ко мне: «Не учишься, баклуши бьешь. Я за тебя деньги плачу». Насилу я вырвался.
Жалко стало товарищам Самоху. Чтобы переменить разговор, Алешка Медведев сказал:
— Так кто же у нас будет первым учеником — Мухомор или Амосов?
— Давайте, — сказал Самохин, — против Амосова заговор устроим. Добьемся, чтобы Мухомор был первым.
Мухомор встал.
— А зачем это надо? — строго спросил он. — Охота связываться!
— Да ты пойми, — горячился Самохин, — разве это справедливо? Да я, если б только мог, я б теперь из кожи вылез, чтобы паршивого Амоську с первенства сбить. Швабра уронит платочек, а Амоська уже тут как тут. «Извольте ваш платочек. Вы обронили платочек…». Ну, поднял и подай, а чего же на задних лапках прыгать? Противная морда! Слушай, Мухоморчик, ну сделай нам удовольствие, утри ты Амоське нос. Иначе, знаешь, я его, честное слово, побью или… Или его мамаше ротонду грязью обляпаю. Ну, будь другом, сделайся первым учеником.
— Да, сделайся… Легко сказать — сделайся, — сердито сказал Мухомор. — Я и без того лучше Амосова все знаю, а вот…
— Не унывай, мы поможем, — не мог успокоиться Самохин. — Мы поддержим.
— Ладно, — согласился Мухомор, — постараюсь.
На том и решили.
Встретив в коридоре Амосова, Самохин послал ему воздушный поцелуй и сказал:
— Привет от старых штиблет.
А потом подошел ближе и серьезно:
— Эх, Коля, Коля… А ведь я видел, как ты сдирал на письменной. А вот не пожаловался же на тебя. Свинья ты недожаренная.
— Когда? Когда? — заюлил Коля. — Никогда я не сдирал. Приснилось тебе.
— Не мне, а твоей бабушке приснилось, — обозлился Самохин. — И чего врешь? Что я тебя выдам, что ли? Эх… Впрочем, что ж… Ходи, Коля, гуляй, Коля… Животное ты, Коля. Кишка ты маринованная, Коля… И зачем только твоя мама такую устрицу на свет родила?…
Кухаркин сын
Утром по гимназии разнеслась молва: Лихов арестован! (Тот самый Лихов, о котором директор говорил отцу Мухомора: «Учится у нас сын кухарки, и, представьте, ведёт себя довольно прилично»).
Все — от приготовишек до восьмиклассников — только и говорили об этом происшествии. Утром Лихов надел шинель, ранец, вышел за калитку и вместо гимназии попал в полицию.
За что арестовали — никто не знал. Директор ходил туча тучей…
Ко второй перемене выяснилось, что Лихов имел связь с теми, кого судил Колин папа. А присудили тех троих к высылке на дальний холодный Север.
На большой перемене Мухомор вызвал Самоху в раздевалку и там сообщил:
— Сегодня ночью еще арестовали несколько рабочих. Вот и Лихова, должно быть, по тому же делу.
И совсем тихо-тихо, на ухо:
— У нас тоже был обыск. У отца все перерыли.
— Да ну? — испугался Самоха. — Не может быть!
— Тсс! Ты не шуми. Я тебе правду говорю, только ты никому ни звука. Все перерыли, но ничего не нашли. Так и ушли ни с чем. Мать испугалась, а отец — ничего, сидел и улыбался только.
— А за что это аресты? В чем дело? Ты знаешь?
— Знаю… Рабочие хотят, чтобы не было царя. Есть такие революционеры. Вот они и стараются, чтобы все рабочие были заодно. Эти революционеры — они… они же и есть рабочие… Только ты, Самоха, язык держи за зубами.
— Так, — задумался Самохин. — Значит, они вроде, как мы, против Швабры. А по-моему, все-таки лучше царь, чем Швабра. Царь мне ничего не сделал, а Швабра поедом ест.
— Ты не понимаешь, — обиженно сказал Мухомор. — Сравнил тоже… Ты и рабочие… Царь и Швабра…
А сам подумал: «Вот досада! Не умею объяснить как следует». Вдруг обрадовался: сообразил. Сказал:
— Не будет царя — и Швабры не будет. Свобода будет в гимназии. Придираться не будут, любимчиков не будет. Лафа будет. Зря наказывать не будут. В карцер дверь кирпичами заложат — и крышка.
Самоха рот разинул. Подумал и сказал недоверчиво:
— Ну, это ты чересчур. Что же, у нас и Попочки не будет? И без обеда оставлять не будут? Чепуха. А Лихов что делал? Он тоже против царя? Против карцера?
Среди рассказов Сабо несколько особняком стоит автобиографическая зарисовка «Мое первое сражение», в юмористических тонах изображающая первый литературный опыт автора. Однако за насмешливыми выпадами в адрес десятилетнего сочинителя отчетливо проглядывает творческое кредо зрелого писателя, выстрадавшего свои принципы долгими годами литературного труда.
Литература знает немало случаев, когда книги о войне являлись одновременно и автобиографическими. Особенно много таких книг появляется в переломные эпохи истории, в периоды великих революций и небывалых военных столкновений, когда писатели вместе со всем народом берутся за оружие и идут сражаться за правое дело. Свинцовые вихри, грохот орудий, смертельная опасность входят в жизнь человека, как в другие времена школа, женитьба, мирная работа, и становятся частью биографии.Великая Отечественная война стала частью биографии и писателя Владимира Саксонова.
Перед вами давно обещанная – вторая – книга из трёхтомника под названием «Сто и одна сказка». Евгений Клюев ещё никогда не собирал в одном издании столько сказок сразу. Тем из вас, кто уже странствовал от мыльного пузыря до фантика в компании этого любимого детьми и взрослыми автора, предстоит совершить новое путешествие: от клубка до праздничного марша. В этот раз на пути вас ждут соловей без слуха, майский жук, который изобрёл улыбку, каменный лев, дракон с китайского халата, маленький голубчик и несколько десятков других столь же странных, но неизменно милых существ, причём с некоторыми из них вам предстоит встретиться впервые.Счастливого путешествия – и пусть оно будет долгим, несмотря на то, что не за горами уже и третье путешествие: от шнурков до сердечка!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Предлагаем вашему вниманию две истории про девочку Веру и обезьянку Анфису, известного детского писателя Эдуарда Успенского.Иллюстратор Геннадий Соколов.
Введите сюда краткую аннотацию.