Первый среди равных - [113]

Всё предвещает, что на следующих выборах изберут депутатов-патриотов. Я надеюсь, что вскоре и вы вернётесь в лоно матери-родины. Если бы маленькая армия великого Пишегрю осмелилась в день 18 фрюктидора дать бой республиканцам, мы получили бы удовольствие и хорошенько их поколотили; я был бы тогда уверен, что правительство, для которого мы совершили чудеса храбрости, освободило бы вас — единственная награда, которой бы мы от него потребовали… Меня чудесно приняли республиканцы Бетюна, когда я проезжал через их коммуну. Они задержали меня на три дня и неустанно слушали мой рассказ о пережитой нами великой драме. Тебя и Жермена особенно хорошо знают все патриоты наших департаментов из-за прекрасной вашей защиты во время монархической бойни. Нет ни одного мало-мальски образованного человека, который не повторял бы наизусть отрывки из произнесённых вами энергичных речей. Я читал вчера в кружке твоё письмо, оно было выслушано с живейшим интересом… Передай привет всем нашим храбрым друзьям по Вандому — Жермену, Казену, Моруа, Блондо и Вадье. Всем им братский поцелуй от меня и всех республиканцев Па-де-Кале. У нас только одно желание — поскорее узнать счастливую новость о вашей свободе…»

7

Таффуро не ошибся: казалось, все предвещало шестерым изгнанникам скорое освобождение. Выборы VI года дали полную победу демократам. Повсюду в департаментах шла чистка прежних муниципалитетов; умеренные и роялисты заменялись друзьями Свободы и Равенства; всего было заменено, таким образом, шестьсот муниципальных агентов и сорок пять департаментских комиссаров.

Но как раз в плювиозе наметился новый перелом.

Директория, напуганная усиливающейся «красной опасностью», вновь повернула на сто восемьдесят градусов и начала притормаживать.

Опора на патриотов ослабла.

Стали закрывать прогрессивные газеты, демократические клубы — разгонять.

В флореале был издан декрет, согласно которому выборы VI года объявлялись недействительными; сто шесть вновь избранных депутатов-патриотов, в том числе бабувист Фион, были исключены и заменены умеренными; тот же фокус в то же самое время проделали и с демократическими властями на местах: семнадцать присяжных Верховного суда, восемнадцать председателей трибуналов, четырнадцать общественных обвинителей, одиннадцать секретарей и около шестидесяти администраторов, объявленных «анархистами», должны были уступить место ставленникам режима.

Директория явно обнаруживала полное отсутствие прочности и всё чаще прибегала к «политике качелей».

8

В брюмере VIII года (ноябрь 1799 года) к власти пришел Наполеон Бонапарт.

Тщетно Буонарроти и его соратники посылали консулам одну за другой петиции, напоминая о своей горькой судьбе и несправедливости их тяжкого бремени — новые власти были столь же глухи к их призывам, как и прежние.

Иногда кто-то из ссыльных не выдерживал и терял осторожность.

Так, Блондо, когда администрация форта предложила ему присягнуть на верность первому консулу, написал: «Клянусь до самой смерти быть верным партии Робеспьера и убить Бонапарта».

— Как, — воскликнул изумлённый чиновник, — вы столь несправедливы к человеку, благодаря которому Франция вскоре получит мир! И вы восхваляете Робеспьера, этого бича человечества!

— Я заколю узурпатора! — прорычал Блондо. — Что же касается Робеспьера, то он нам воистину необходим; проживи он ещё четыре месяца, и мы имели бы подлинный мир!..

Военные власти были так потрясены, что решили, будто перед ними сумасшедший; Блондо немедленно поместили в госпиталь.

Остальные пятеро, хотя в душе не могли не разделять мнения своего товарища, были крайне огорчены его пылкостью, нарушавшей их тактику «макиавеллизма правого дела».

Впрочем, тактика эта не привела к успеху. Даже парламентское красноречие брата первого консула, взявшего их под защиту, не возымело никаких последствий: закон от 3 нивоза VIII года признал их осуждение правильным и окончательным, не подлежащим ни при каких обстоятельствах какому-либо пересмотру.

9

— Но ведь они все же были освобождены? — спросил де Поттер после паузы.

— Не так скоро и не так просто, — ответил Лоран. — Потребовались новые напоминания и новые петиции… Консулы, в то время стремившиеся доказать общественности свои республиканизм и демократичность, в 1800 году отдали наконец приказ о переводе ссыльных на остров Олерон. На условиях, я бы сказал, парадоксальных. Они должны были жить на свободе, не имели права чем-либо заниматься, но могли получать содержание в виде среднего жалованья унтер-офицера флота.

— В чём же здесь парадоксальность?

— А в том, что жалованье это полагалось лишь в случае, если морские власти захотят его выплачивать — так прямо и значилось в приказе!

— Гм… Это вполне в духе покойного тирана… И что ж, жалованье выплачивалось?

— Разумеется, нет. Ссыльным приходилось побираться, чтобы не умереть с голоду. Как ни странно, но помогли покушения на Бонапарта. После взрыва на улице Никез в 1801 году диктатор решил разделаться с «анархистами». Антонель и Феликс Лепелетье были немедленно схвачены; первого выслали из Франции, второго отправили на остров Ре. Что же касается шестерых, то их всех в конце 1802 года разбросали по разным местам. Буонарроти перевели в Соспело под надзор полиции; Жермену повезло меньше: его отвезли к Кайенну.