Первый раз - [15]

– Выйдешь за меня?

Я решила, что мы все еще играем – как до этого рассуждали о моем поступлении в нью-йоркскую школу, – и рассмеялась, подергав его за кончик уха; не знаю, почему мне вдруг захотелось это сделать.

– Конечно выйду.

Джек поднялся и нащупал что-то рукой под одеялом, и вскоре перед моим взором предстала маленькая темная коробочка. Я, ошеломленная, уставилась на нее, мое сердце пустилось вскачь, и я быстро поднялась на дрожащих от волнения руках.

– Это кольцо моей бабушки. – Джек открыл коробочку. – Я уже получил согласие твоего отца, но оно для меня ничего не значит, пока не скажешь «да» ты, Одри. Я просто хотел знать, одобрит ли он наш брак.

Я приоткрыла рот, но не смогла выдавить ни звука.

Джек вытащил кольцо из коробочки и, накинув его себе на мизинец, коснулся рукой моего лица.

– Я люблю тебя. Ты вернула меня к жизни – ты и твоя семья. И я хочу, чтобы ты стала моей женой – даже если через неделю, через день или даже через час мне придется уехать. Ты нужна мне.

Я стянула кольцо с его мизинца и спросила:

– Если я соглашусь, ты все равно уедешь?

Помрачнев, Джек кивнул. Ком горечи застрял у меня в горле. Я сглотнула и, игнорируя полившиеся из глаз слезы, сказала:

– Да.

– Да? – переспросил он, стирая слезы с моих щек. – Серьезно?

– Серьезно. – Улыбнувшись, я вновь прильнула губами к его губам. – Я тоже люблю тебя, Джек.

Он надел кольцо мне на палец, притянул меня ближе, и я оказалась у него на коленях. А после мы целовались, позабыв обо всем на свете.

– Пообещай, – прервав поцелуй, прошептал Джек, уткнувшись в мою шею, – что ты будешь жить полной жизнью, когда я уеду. Обещай, что не будешь предаваться самозабвенно тоске и не бросишь свои мечты.

В этот момент я поняла, что его отъезд очень близок. Когда успели пролететь эти пять месяцев? Как я могла так сильно полюбить его за столь короткий срок?

– Тебе больно?

Я сфокусировалась на Джеке и его теле поверх моего. Он уже вошел в меня, но остановился, боясь причинить боль.

– Все хорошо.

– Если все хорошо, тогда почему ты плачешь? – спросил он, смахивая слезы с моего лица.

Напряжение, звучащее в его голосе, заставило меня улыбнуться. Сколько же силы и воли потребовалось ему, чтобы сдерживать свою страсть?

– Я плачу почти из-за всего. Тебе уже следовало к этому привыкнуть.

– Мне продолжать?

– Да.

Джек снова поцеловал меня, так страстно, что я едва не растаяла в его объятиях. Он крепко держал меня за руки, начиная двигаться внутри меня, и его поцелуй подавил мой стон. Когда боль наконец ушла, на смену ей пришли столь приятные ощущения, о которых я и не подозревала. Джек двигался все быстрее, мы оба прижимались друг к другу все ближе, если такое возможно, и слились в единое целое, подобно двум частичкам одного пазла.

Через несколько минут мы, все еще не отпуская друг друга из объятий, лежали, тяжело дыша; напряжение ушло, осталась лишь любовь. Любовь, слишком маленькая для этой тесной квартиры. Любовь, которая, я надеялась, сможет растянуться на любое расстояние, разлучавшее нас.

Джек перекатился на спину, прижимая меня к своей груди. Мы лежали, опьяненные счастьем и расслабленные, поддающиеся наступающему сну. Возможно, прошел уже час, когда Джек заставил мое сознание выйти из полудремы:

– Спасибо тебе, – раздался в темноте его голос.

Я повернулась и поцеловала его плечо.

– За что?

– За то, что спасла меня, Одри.

Я замерла: в третий раз он сказал мне подобное. Впервые – на мой девятнадцатый день рождения, тогда мы уже два месяца как встречались; второй раз – когда Джек сделал мне предложение. Я приподнялась на локте и внимательно посмотрела на него.

– Что ты имеешь в виду?

Он быстро вдохнул и медленно выдохнул; я поняла, что Джек, наконец, собирается объяснить мне все. Вероятно потому, что потом такой возможности не представится.

«Хватит! Нельзя сейчас думать об этом».

– Первую пару недель, пока я жил здесь, – начал он, – я ощущал в себе столько злости и вины, что хотел – нет, мне требовалось – причинить себе боль. Поначалу я изводил себя физическими упражнениями, отказывая в воде и отдыхе. Я знал, что это вредит моему здоровью. Но это не помогало мне избавиться от мыслей. Я ненавидел себя за то, что смог победить смерть, в отличие от… в отличие от…

– В отличие от кого, Джек? – Я заботливо убрала волосы с его лба, надеясь, что он не заметит, как дрожат мои руки. Мне было очень страшно слушать дальше.

– Моих родителей, – с чувством продолжил он. – И моего лучшего друга. Я потерял их семь месяцев назад, и вместо того чтобы отомстить за них, был вынужден приехать сюда. Но почему я вообще выжил, Одри, ты знаешь?

Я кивнула, хотя, конечно, не знала. Просто я была уверена, что Джек не мог не выжить.

– Я мучил себя несколько недель, но становилось только хуже. – Словно стыдясь смотреть мне в глаза, он отвел взгляд. – Передо мною предстал выбор: самобичевание, петля, ружье или голодная смерть. От голода умерли мои родители и друг, но заставить себя отказаться от еды очень нелегко – в итоге инстинкт самосохранения берет верх.

Я не могла поверить его словам. Я видела грусть в его глазах, но это… И подумать не могла, что Джек так страдает. Поцеловав его в лоб, я намекнула ему продолжать рассказ.