Первые залпы войны - [6]
— Значит, из полковой. Как самочувствие? Не боишься? Задание-то ведь серьезное… Значит, Аввакумов, — рассматривая мою красноармейскую книжку и сличив ее записи с бумагой, которая лежала на карте, придавленная камнем, бормотал лейтенант. По его поведению можно было понять, что он вообще не замечает меня и все, что говорит и делает, делает машинально.
Потом он резко встал и хищно взглянул на меня. Я не ожидал, что лейтенант так высок. Если бы мерялись, то я бы, наверное, своим затылком не достал его подбородка, хотя сам высокого роста. Лейтенант стоя задал мне один за другим кучу вопросов, но ответа на лих не требовал. Потом, взяв с пня одну бумажку, протянул ее мне.
— Это приказ о назначении тебя в группу разведки. Вручишь лично лейтенанту Егорову. Чеши вот туда, прямо, — показал он в направлении тыла батальона.
— Разрешите идти? — щелкнул я каблуками.
Но лейтенант или не услышал меня, или сделал вид, что не слышит, снова погрузился в изучение карты, только уже без помощи фонарика.
Лейтенант Егоров, бегло прочитав приказ, небрежно сунул его в карман гимнастерки. Как бы между прочим спросил:
— Тебя кто рекомендовал, Бродов?
— Да.
— Мы с ним вместе на финской были. Он меня, обмороженного, километров пять на себе волок, — мимоходом быстро оттарабанил Егоров. И, презрительно посмотрев на мою СВТ, сказал:
— Эту дудоргу положь вон туда, около пирамиды, а в кузове машины возьми автомат и диски. Сдай все документы старшине. Нашему старшине. И принимай третье отделение. Ребята ждут тебя, — словно из пулемета выпалил Егоров и указал на группу бойцов, которые сидели на лужайке, курили и о чем-то болтали. Сам Егоров, словно забыв обо мне, пошел к другой группе бойцов, которые готовили станковые пулеметы.
Я представился отделению. Ребята все были рослые, крепкие. Среди них особо выделялся стройный грузин с небольшими усиками, который назвался Отаром Гривадзе. Он резкими движениями, остротой взгляда и какой-то постоянной напружинистостью напоминал скакового коня. На его лице блуждала озорная улыбка, поблескивали ослепительно белые зубы, черные усики подчеркивали их белизну. Гривадзе внимательно, с озорным и хитрым любопытством осмотрел меня. Было видно, что бойцу не совсем безразлично, насколько удачно им подобрали командира.
Построив отделение в полной боевой выкладке, я скомандовал: «На месте бегом — марш!» А затем: «Быстрее, выше ногу!» На лицах бойцов выразилось недоумение, а у Гривадзе в глазах заиграли искорки гнева, но отделение выполняло мои команды.
— Отделение, стой! — скомандовал я, а затем объяснил, что в мешках бренчат патроны, а в сумках стучат диски. Сказал, чтобы бойцы потуже затянули тряпками патроны и сделали все, чтобы при передвижении не было шума. Недоумение у бойцов рассеялось, а у Гривадзе на лице снова появилась белозубая улыбка.
Повернувшись назад, я увидел, что за моими действиями наблюдает лейтенант Егоров. По выражению лица я понял, что командир доволен тем, что увидел, но сделал вид, что занят своими делами.
К середине дня к месту, где готовились бойцы к разведке боем, подъехали два танка и четыре грузовика. Из кабины автомашины вышел начальник разведки лейтенант Игнатьев. Он по-простецки, за руку, поздоровался с Егоровым. По отношениям командиров было видно, что они хорошо знают друг друга. Пока лейтенанты обсуждали свои дела, мы сгрудились у боевых машин. Это были танки Т-34, которые большинство из нас, в том числе и я, видели впервые, хотя слышали о них немало.
В то время особо популярны были тяжелые танки КВ о них ходили легенды. Говорили, что это бронированные-движущиеся крепости, равных которым нет в мире. Но, как покажет война, мы глубоко ошибались, недооценивая «тридцатьчетверку». Она-то будет признана лучшим; танком второй мировой войны. Пока танкисты маскировали свои машины, мы ощупывали броню, расспрашивали о возможностях этой боевой техники.
Помощник командира разведвзвода старшина Садыков, появившийся из кустов, предупредил бойцов, чтобы никто не расходился, что через 15–20 минут будет построение.
— Где командиры? — полюбопытствовал я.
— Да все спорят. Лейтенант Егоров настаивает, чтобы на каждое отделение выдали по два ручных пулемета, а Игнатьев говорит, что достаточно и одного, — ответил Садыков.
— Ну, и чья взяла?
— Игнатьев уступил Егорову. Хотя он и начальник разведки.
— У Егорова большой боевой опыт, — сказал Садыков и, посмотрев на часы, подал команду:
— Разведвзвод, выходи строиться!
Выстроился разведвзвод на полянке перед березняком, где впритык к деревьям стояли замаскированные автомашины и танки. Садыков доложил Игнатьеву, который подошел с Егоровым и танкистом — младшим лейтенантом Валуевым.
— Вольно. Слушайте боевую задачу, — начал Игнатьев. Говорил он, словно читал доклад. Задача разведки заключалась в том, чтобы наша группа, поддерживаемая танками, определила главное направление движения войск противника и его силы. Метод действия — бой из засады. Сейчас особое внимание мы должны уделить двум дорогам, ведущим на Каунас. Распуская взвод, Игнатьев приказал, чтобы подразделение довооружилось ручными пулеметами.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.