Первые впечатления - [28]

– Это правда, я очень люблю сад и жду не дождусь, когда смогу приняться за работу. Ты не знаешь каких-нибудь местных ребят, желательно сильных и выносливых, которым нужна подработка?

– Найду человек двадцать. А я могу поучаствовать?

– Неужели ты увлекаешься садоводством?

– Ну так, немного. Но ямы я могу копать не хуже других!

Он смотрел так пристально, что Иден пришлось отвести взгляд. Видимо, Брэд хотел, чтобы она как-то прокомментировала то, что он рассказал о себе.

– Знаешь, ты вовсе не должен каяться передо мной в своих грехах, – проговорила она. – Мы взрослые люди, и у меня тоже есть прошлое.

– У тебя? – Брови его взлетели вверх. – Неужели у тебя тоже есть грехи? Никогда не поверю! Миссис Фаррингтон всегда уверяла меня, что ты ангел, спустившийся на землю.

– А она не говорила, что я ленива и люблю мечтать, вместо того чтобы работать? Именно в этом она упрекала меня чаще всего.

– Никогда! – торжественно возвестил Брэд. – Я всегда пребывал в уверенности, что ты работала, не покладая рук, с утра до ночи и за всю жизнь в Арунделе грубого слова никому не сказала.

– Значит, она не стала повторять тебе все те ужасные вещи, которые я говорила про молодого Кэмдена? Он вбил себе в голову, что я должна выйти за него замуж.

– Ах он, негодяй! Я прекрасно его знаю, – покачал головой Брэд. – У него всегда был нюх на деньги, и парень вполне мог догадаться, что миссис Фаррингтон не оставит дом сыну.

– Значит, все в городе знали о ее сыне? Я имею в виду – о том, какое преступление он совершил?

– Конечно. Мы всё друг о друге знаем.

Сделав глоток вина, Иден в который раз подивилась тому, как удивительно устроено общество Арундела. Человеку, который никогда не жил в таком маленьком, пропитанном снобизмом и традициями южном городе, даже трудно себе представить, как это – быть членом сообщества, где невозможно скрыть ни единого факта биографии, ни одного поступка. И ведь что странно – они все знали про сына миссис Фаррингтон, но продолжали принимать Алистера, потому что он был одним из них, сыном местной аристократки. Вот если бы в Арунделе появился чужак и натворил то же, что Алистер Фаррингтон, жители могли бы запросто линчевать его.

– Со смертью миссис Фаррингтон закончилась история одного из семейств Арундела, – сказала Иден, печально улыбнувшись. Ей самой пришлось так много переезжать, она всю жизнь чувствовала себя такой неприкаянной, что «семья», даже в такой гипертрофированной форме, как в Арунделе, казалась ей чем-то замечательным. Фактически здесь весь город был одной большой семьей с очень длинной историей.

– Да, но сама миссис Фаррингтон считала, что это к лучшему. Она была уверена, что в семье есть дурная кровь, а потому не годится больше плодить потомков. Сейчас мы назвали бы это генетикой. Тогда просто говорили – дурная наследственность.

Иден хотелось сказать Брэду, что она знает про тайны семьи Фаррингтон больше, чем кто бы то ни было, так как несколько лет только и делала, что читала семейные архивы, но промолчала. Не стала она рассказывать и про свою книгу. Решила, что это несколько преждевременно.

– Я завел этот разговор, чтобы объяснить тебе, почему я иногда веду себя так, словно мы знакомы очень давно, – продолжал Гренвилл. – Я действительно так чувствую, поэтому прости, если бываю излишне фамильярным. Я знаю, что у нас с тобой много общего. И я знаю, что ты не замужем, что ты красива, умна и талантлива… а раз у тебя есть теперь вполне порядочное приданое в виде этого дома, то я предвижу наплыв поклонников. Многие считают, что в любви, как на войне, все средства хороши… поэтому кое у кого неизбежно возникнет желание рассказать тебе, каким негодяем я был и как ужасно себя вел, когда моя жена была при смерти.

– А ты был негодяем? – мягко спросила Иден.

– Не думаю. Я ведь все же остался с ней. Но я уже ее не любил. Помнишь, я говорил, что мы собирались разводиться. И все три года ее болезни я приходил сюда, в этот дом. Наверное, мне нужен был кто-то, отдающий приказы, помыкающий мной, как это делала миссис Фаррингтон, чтобы я изматывался от физического труда и злости и потом уже не мог ни думать, ни чувствовать. Это были страшные годы в моей жизни.

Некоторое время оба молчали. Потом Гренвилл улыбнулся и сказал:

– Ну вот, теперь ты знаешь все мои страшные тайны и секреты. А как насчет твоих? Тот случай, после которого ты родила ребенка, я знаю, так что он не считается.

– Естественно, миссис Фаррингтон рассказала тебе и об этом, – сухо заметила Иден. – Впрочем, я уверена, в городе мою историю рассказывают до сих пор как страшную сказку для девочек.

– Да, миссис Фаррингтон не стала скрывать то, что тебе пришлось пережить, но она сделала это, чтобы защитить твое имя. Ей не хотелось, чтобы люди считали тебя доступной девушкой, которая просто по глупости согрешила с дружком, а потом сбежала из дома, боясь наказания и ответственности. Она хотела, чтобы люди были добры к тебе. И насколько я знаю, они все поняли и вели себя достойно. Ведь тебя никто не обижал, пока ты жила в Арунделе?

– Никто, – пробормотала Иден. Ей и в голову не приходило, что ее история была предана гласности именно с целью защитить девочку и не позволить людям шпынять ее, несмотря на раннюю беременность и незамужний статус. Брэддон в то время не жил в Арунделе, но он считал себя частью «семьи» и принадлежал к тем, кто разделял чувства миссис Фаррингтон и следовал ее желаниям.