Первые потери - [8]

— Ух, как интересно! — как-то вырвалось у Димки.

Роберто грустно усмехнулся:

— Знаешь, ты не прав… Это не интересно… Это… это смерть…

Димка стушевался, отодвинулся от Роберто, уткнулся подбородком в колени…

А Роберт рассказал, как в одном из боёв с бандитами, которые, пользуясь царящей в стране смутой, нападали на маленькие городки и посёлки, грабили и убивали их жителей, он был ранен. В ногу…

Димка сильно испугался, когда Роберто закатал штанину — несмотря на жару, он ходил в рубашке с длинными рукавами и брюках, — и показал сизо-лиловый рубец чуть пониже колена. Вскрикнул, словно его самого ужалила слепая пуля….

Роберто одёрнул штанину и хмуро бросил:

— Да что там! Обычное дело…

— И совсем не больно? — спросил Димка.

— Во время боя ничего не чувствуешь, зато потом….

Только несколько дней спустя Димка узнал, что в том бою бандиты захватили в плен отца Роберто…

Спустя сутки его растерзанный, исколотый кинжалами, обезображенный труп нашли на окраине посёлка, в канаве, куда спускали нечистоты.

И Роберто дал себе клятву — отомстить за отца. Ради Элины, для которой отныне он стал не только любящем братом, но и строгим наставником. Почти отцом…

— И ты отомстил? — спросил Димка, замирая от щекочущего душу холодного страха. По спине пробежал едкий холодок колючих мурашек.

— Отомстил, — сквозь зубы бросил Роберто. И добавил тихо, даже чуть виновато:

— Только ты Элине ничего не говори. Ни о чём её не спрашивай. Она чуть не умерла от слёз. Когда увидела отца…

— А разве от слёз умирают? — спросил ошеломлённый Димка.

— Умирают, — жёстко ответил Роберто. — У нас умирать сейчас легче, чем остаться в живых…

— Тогда не уезжай туда, — предложил Димка.

— Не могу, — вздохнул Роберто, — там моя страна. И там сейчас очень плохо. Я хочу, чтобы поскорее закончилась война… Если настоящие мужчины разбегутся, как крысы, кто будет защищать слабых? Вот я здесь отдыхаю, а у нас сейчас умирают люди, которые могли бы жить, если бы я… — Роберто осёкся, уронил голову на колени. Его плечи чуть вздрагивали, и Димке показалось, что Роберто всхлипывает…

Однако когда он поднял голову, то его глаза были сухими.

— Но ты же один, что ты можешь сделать? — спросил Димка.

— Я не один, — ответил Роберто, — нас много. И у нас есть оружие. И мы сможем, если объединимся, победить не только бандитов, но и тех генералов, которые хотят воевать дальше. Мы создали свою организацию… А всё-таки, ты ничего не говори Элине, хорошо? — тихо сказал Роберто. — Она ещё… совсем ребёнок. Девочка… Ей очень трудно…

Димка, впервые так близко столкнувшийся с чужим горем не столько удивился, сколько поразился словам Роберто. Впервые он почувствовал, что тот мир, который он давно, чуть ли не с рождения, привык считать устойчивым, на самом деле оказался хрупким, как оконное стекло. И очень опасным…

Димка понял — нет, не понял, а скорее почувствовал, — что человек, который рождается, чтобы жить и быть счастливым, не застрахован от миллионов нелепых случайностей, которые могут как бы между прочем, невзначай отнять у него саму возможность каждый день видеть солнце и небо.

Димка понял, что жизнь не всегда бывает легка и приятна, что она, жизнь, может быть сурова и беспощадна к человеку. Особенно к маленькому человеку… К ребёнку. Жизнь может заставить мальчишку, которому едва исполнилось двенадцать лет, в одно мгновение стать взрослым, отнять у него привычные радости детства, ожесточить его душу, научить не любить, а ненавидеть, искать врагов, а не друзей…

— Когда я вернусь домой, — часто говорил Роберто, — снова буду защищать свой дом и свою сестру…

У Роберто не было другого выбора…

И потому свой последний рассвет непобеждённый в мальчишеских бойцовых схватках Роберто встретил, прижимая к кипящей от ненависти груди граненый ствол верного автомата. Быть может, Роберто уверенными очередями палил в бессердечных убийц, опьянённых сладким запахом человеческой крови, чтобы спасти жизнь своей подросшей — но оставшийся в Димкиной памяти прежней маленькой смуглой девочкой — сестры. Девочке с печальными чёрными глазами, которые так ярко горели озорным огнём, когда Элина беззаботно плескалась в светло-голубых водах южного моря, забыв на время о том, что на другом берегу этого моря её родина истекает кровью…

Конечно же, Роберто не мог допустить, чтобы глаза Элины стали ещё более грустными, чтобы в них навсегда вселилась старческая тоска. И потому он стрелял по врагам, которые пришли, чтобы убить Элину.

Стрелял до тех пор, пока его самого не настигла слепая пуля, которая не разбирает, кто перед ней — старик или ребёнок…

Но разве вина ребёнка, если он с детских лет учится стрелять из автомата, чтобы отстоять своё право на жизнь?

Разве он виноват, что повзрослел раньше срока?

Разве он виноват, что, защищая себя и свой дом, он научился отличать друзей от врагов и понял, что нельзя доверять никому. И в результате его душа — чистая детская душа, рождённая, чтобы любить мир и верить в людей, — омертвела…

Разве виноваты дети в том, что взрослые люди, которые забыли, что сами когда-то были детьми, и верили, что бывает вечная — на всю жизнь! дружба; которые если дрались, то только до первой крови и только один на один — а потом, повзрослев, затевают жестокие и бессмысленные войны, в которых кровь капает уже не из разбитого носа маленькими каплями, а льётся полноводной горной рекой, отравляя целые страны…