Первые листы - [10]

Неудача не обескуражила историков. Принялись расспрашивать жителей города вразброд, надеясь на счастливый случай. Ушло на это несколько лет, но счастливый случай не представился...

Наконец обратились к помощи печати. Казалось бы, с этого следовало и начать, но... Из опыта научных работ в различных областях знания известно, что простое решение не всегда приходит сразу. Итак, уже только в 1952 году по поручению товарищей научный сотрудник исторического музея Лейпцига Фридрих Донат опубликовал в газете "Leipziger Volkszeitung" статью с призывом к горожанам сообщить в редакцию любые сведения о разыскиваемой типографии.

* * *

В этом седом и больном человеке едва ли можно было узнать бывшего проворного мальчугана и озорника из типографии в Пробстхайде... Прочел Макс Пуршвиц в местной газете статью Доната и задумался... Сколько времени утекло - и вдруг вспомнили! Как же быть? Не с кем и посоветоваться. Все трое - и Герман Рау и Вернер (Блюменфельд), и он, тогда подмастерье, - дали Ленину слово о печатании "Искры" в Пробстхайде нигде, никогда и никому не проговориться. Но Германа уже нет в живых; Вернер, с которым он, Пуршвиц, подружился, как уехал с Лениным, так и весточки о себе не подал... Где его искать, да и жив ли он?..

Получается, что тяжесть клятвенного слова теперь только на его совести. Задумался, оттягивая решение, - и вспомнилось ему детство, голубятня, мохноногий турман с султанчиком на голове. Бывало, взовьется турман ввысь, и уже едва приметен в небе, мерцает там, как белая звездочка. А мальчишка верил, что звезды знают будущее каждого человека. Но разве ночью сонными глазами разглядишь в глубине неба свою звезду - вон их какая россыпь!.. И он, бывало, нашептывал турману, чтобы тот поднялся еще выше, к звездам, - и сам, будто звездочка, выпытал бы там, у золотых подруг, что предназначено ему, подмастерью Максу, в жизни... Хотелось счастья. Но что такое счастье? Тут мысли мальчугана расплывались, и на лице застывала мечтательная улыбка...

Старик встрепенулся. Перечитал статью в газете, сказал себе: "Надо решать". Недолго ведь и ему, уже больному, беспомощному, осталось жить. Что же, унести тайну типографии с собой в могилу?

"Нет, - сказал себе старик, - совесть моя снимает с меня клятвенное слово. О том, где впервые напечатана "Искра", должны знать люди".

И редакция газеты получила письмо. Оно было подписано: "Макс Пуршвиц, ветеран рабочего движения в Германии".

* * *

К Пуршвицу нагрянули историки - сразу несколько человек. Старик их встретил, рассадил, и началась беседа. Выслушали историки бывшего подмастерья загадочной типографии, заполнили записями свои блокноты, и старик даже устал от жарких рукопожатий.

Поехали на место.

"Руссенштрассе... Руссенштрассе, сорок восемь! - нетерпеливо повторяли вслед за провожатым историки, радуясь удаче.

Вот и Пробстхайда. Вышли из машин - Пуршвиц перед каменным сараем. Здание показалось ему иным, чем было. И пониже, и поплоше. Но номер - 48, сомнений нет: это типография Германа Рау.

Между тем экспедиция историков разделилась - одни остались с Пуршвицем, другие поспешили во двор и внутрь здания.

Вдруг со двора закричали:

- Да ведь это столярная мастерская! Геноссе Пуршвиц, вы ошиблись!

Старик вздрогнул, схватился рукой за грудь, где сердце... Вновь смотрит на номер. Твердит протестующе: "Нет, не ошибся! Посмотрите сами: сорок восемь, Руссенштрассе, сорок восемь..."

Но лица историков уже замкнулись в недоверии к нему. Экспедиция не удалась. Люди сели в машины, чтобы ехать обратно. Холодно указали и старику место в машине. Но, опозоренный, он на приглашение не ответил. Машины уехали.

Пуршвиц побрел во двор. С опаской огляделся - тот ли?.. За полвека многое изменилось, но что-то осталось - знакомое... Старик взбодрился и вошел в каменный сарай. Взвизгивание пил, стук молотков, скипидарный запах стружки... Да, от типографии ничего не осталось, и две комнаты превращены в одну обширную. Заговорил с рабочими, его отправили к мастеру.

- Вы пожилой человек, - волнуясь, заговорил Пуршвиц, - и, быть может, слышали, что здесь была типография?

Тот недоверчиво усмехнулся:

- Не слыхал. Это когда же?

- Назад тому пятьдесят лет. В девятисотом...

Мастер выпроводил старика как сумасшедшего.

* * *

В редакцию лейпцигской газеты пришла старушка. Дрожащими руками вынула из сумки порыжевшее от времени паспарту с чьим-то портретом.

- Это мой отец, - сказала старушка, обводя глазами работавших в комнате молодых людей.

Один из них встал из-за стола, предложил посетительнице стул, взял в руки портрет. И старушка, не дожидаясь вопросов, быстро заговорила:

- Вы, как напечатано в газете, разыскиваете типографию. Я пришла помочь вам. Моя девичья фамилия Рау. А на портрете мой отец, Герман Рау, он владел типографией...

- Какой типографией, - уже заинтересовался журналист, - где она?

И старушка старательно выговорила:

- Пробстхайда, Руссенштрассе, сорок восемь.

Тотчас ей устроили свидание с Пуршвицем.

- Макс!

- Фрейлен Рау!

И старики обнялись.

* * *

Казалось, историки удовлетворены. Однако Пуршвиц на этом не успокоился. Он страдал от обиды: натолкнулись на столярную мастерскую, и уже ему, ветерану-рабочему, нет веры!..