Первые боги - [57]

– Это был год назад, – наконец вспомнил Мал. – Но тогда на вас были доспехи, как и на всех остальных полководцах.

– Тогда ты был красноречив, и нам понравилась сказанные тобою слова.

Гатара и Матара присели на подушки, принесенные слугами, и Сейт-Акх начал свой рассказ о пути, который им пришлось преодолеть, прежде чем они достигли стен Нибура, и о сражениях, выпавших на их долю. Царицы слушали его, не перебивая: Гатара почти равнодушно, словно бы ей не было никакого дела до путешествия посланников солнечных богов, а Матара, наоборот, с живым интересом – ее глаза то и дело вспыхивали, особенно в те моменты, когда в повествовании Сейт-Акха наступала неизвестность, и требовалось вмешательство богов. Как выяснилось, они были родными сестрами и, при внешнем сходстве, обладали характерами полностью противоположными друг другу. Если с округлого лица Матары не сходила улыбка, то Гатара была строга и печальна. Возможно, только поэтому она казалась несколько старше своей сестры. Кожа ее лица была бледной – судя по всему, Гатара избегала солнечного света, тогда как Матара вся была пропитана им, и оттого ее кожа отливала медью. Ее движения были порывисты и выразительны, слова лились из нее торопливым потоком. Гатара же была олицетворением бесстрастности, ее речь была сдержанна, взгляд источал недюжинный ум, а движения отличались плавностью и лаконичностью. Она внимательно оглядела каждого из гостей, словно бы пытаясь заглянуть им в душу, и когда она посмотрела на Мала, на него повеяло неизмеримой и загадочной глубиной. В то же самое время на лице Матары незамедлительно отражались все те переменчивые чувства, которые она переживала. Она была вся на поверхности: ею овладевала то безудержная радость, сменявшаяся неизвестно откуда взявшейся напряженностью, то вдруг она становилась чересчур игрива, а потом начинала скучать или неожиданно испытывала приступ застенчивости. Внимательность Матары к чему-либо была также непродолжительна, как и все другие состояния, на смену ей вскорости приходила обостренная самовлюбленность. Она то и дело с удовольствием вступала в игру с мартышкой, а Гатара всем своим видом показывала, что давно вышла из возраста бессмысленных забав.

Что-то неуловимое в этих женщинах ускользало от Мала:

– Чтобы это могло быть? – ломал он себе голову.

Как будто они вели себя подобно придворным танцовщицам: одна опаляла страстью, другая бросала в холод, но чего-то им все же недоставало:

– Чего же именно? Разве что самой женственности? Ведь Матара вела себя как невинное дитя, а Гатара словно бы приняла вечный траур, иссушив свои чувства без остатка.

Гор время от времени заглядывался на Матару, и тогда мартышка показывала ему длинный розовый язык. Юношу это смущало, но ненадолго. И только когда Гатара строго взглянула ему в глаза, давая понять, что тот ведет себя неподобающим образом, Гор покраснел и опустил взгляд. На некоторое время он превратился в стеснительного мальчика, каким он и был еще совсем недавно. Недовольная хвостатая спутница Матары вдобавок кинула в него абрикосовую косточку. Гор успел отклониться, и мартышкин снаряд попал прямо в лоб Лие. Обезьянка тут же поддалась чувству вины, подскочила к амазонке и обхватила ее голову своими лапками. Лия только улыбнулась и принялась гладить мартышку до тех пор, пока та, как кошка не уснула у нее на коленях. Юная амазонка ловила каждое слово жреца так, словно бы слышала обо всем впервые. Ей не хотелось никуда уходить, тогда как Лара, Нилла и Силла явно скучали, высиживая продолжительный прием лишь из уважения к Сейт-Акху.

Жрец довел рассказ до прибытия в Нибур и замолк. Царственные сестры предложили гостям проследовать в предназначенные им покои на втором этаже. Мужчины и женщины разошлись по спальням, расположенным в разных половинах дворца. Мал предложил Гору прогуляться завтра по городу и заодно взять с собой Лию, в том случае, если другим амазонкам по-прежнему не будет до нее никакого дела.

– Чем же займемся по время прогулки? – полюбопытствовал Гор.

– Мы последуем примеру Хуфтора, который неустанно изучал традиции всех городов, где ему приходилось бывать, – ответил ему Мал.

Перед тем, как заснуть, он еще долго рассказывал Гору о главном чуде Нибура – корабле, воспаряющем в небеса. Его плавно текущие мысли на удивление свободно облекались в нужные слова. Мал передавал Гору все то, что узнал о корабле от Хуфтора: о том, как он был создан с помощью халдейской магии и был подарен фараону, о подвиге рыжей кобылы, что помогла вернуть египтянам похищенный греками корабль, как инженеры всего мира пытаются разгадать его тайну, и о том, как Хуфтор убеждал их, что все дело в чистоте помыслов халдеев, которых добродетельная жизнь делала легче ветра, и о путешествии на корабле капитана Энафа, чьи паруса наполнял ветер из иного мира. Гор ловил каждое слово, и когда настало время пожелать друг другу доброго сна, Мал испытывал радостный покой наставника, сумевшего напитать душу ученика крупицами истины.

Бесчисленные полчища арабов обступили их. Мал и Гор остались в городе вдвоем. Нибурцы исчезли, как будто их и не было вовсе. Арабы берут одну городскую стену за другой. Мал и Гор отступают, сдавая дом за домом, улица за улицей, квартал за кварталом. И вот они уже на центральной площади, рядом с кораблем. Еще мгновение, и он должен взлететь. Арабы с дикими воплями все теснее обступают их. Мал что есть силы разит врагов мечом Рамзеса, Гор отправляет одну за другой в людскую лаву стрелы-черные змеи. Крики вокруг них сливаются в сплошной вой.