Первостепь - [49]

– Люди не станут убивать Мудрого Лба. Но и Мудрый Лоб пусть не мстит людям. Люди отдадут ему жертву. Люди вернут ему то, что принадлежит мамонтам.

Из-за спины странного двуногого показался Рваное Ухо. Детёныш из стада Старой Мамонтихи, из его стада, Двойного Лба. Двое других двуногих подталкивали детёныша сзади, но тот уже заприметил сородича, поднял хоботок и жалобно затрубил.

Двойной Лоб рванулся к детёнышу. Двуногие не мешали ему, двуногие тут же исчезли во тьме, только их плотный запах не мог испариться, но Двойной Лоб не помнил уже о двуногих. Он обнюхивал и гладил Рваное Ухо. Нежно ласкал его хрупкую спинку своим мощным хоботом, а детёныш в ответ радостно тёрся о его заднюю ногу, выщупывая воображаемое вымя своим тоненьким хоботком.

Долго так длилось. Хорошо им было обоим. Как будто бы хорошо. А потом они вместе направились в степь.

****

Режущему Бивню не спится. В его лёгком шалашике нет боковых стен, потому ночные звуки и ночные события неукротимой рекой проносятся сквозь его укрытие.

Вот грозно и надрывно зарычал лев. И тут же нервно захихикали гиены. Осторожно оспаривают ночную власть у царя зверей… Вот воют волки. Эти сами по себе, эти самые умные, не останутся без добычи, дождутся. Вот с другой стороны раскатисто заржал жеребец. Ведёт свой табун на водопой. Вольготно сейчас в степи лошадям, когда все хищники стеклись к людям за своей долей с великой охоты… Залаяли шакалы. Громко гукнула сова. Даже кваканье лягушек с недалёкой реки достигает шалаша. Даже, кажется, слышно, как плеснул хвостом по воде огромный осётр. Медведь пришёл с гор. Или переплыл реку. Его отрывистый рык тоже участвует в ночном хоре. Скоро здесь будет много медведей, близится их пора.

Заспорили люди. Вспугнули ночных птиц. Режущий Бивень не слышит причины пустяшного раздора, до него долетают лишь возбуждённые ухи и ахи, и это всё так несерьёзно, просто смешно по сравнению с тёмным, проколотым яркими звёздами, небом.

Вот красный Воитель, причина пожаров. Жирный и злобный, опасный. Нельзя с ним шутить. От него тянется через всё небо Путь Кабарги, много-много следов. Большая Звезда, где отдыхают шаманы во время своих путешествий, одна в стороне. Мерцает. Ведёт разговор. На восходе вот-вот взойдёт ночное светило, скоро станет светлее. Жёлтая Утрянка, звезда влюблённых, тоже ещё не видна, однако Режущий Бивень упорно хочет её отыскать, но не может, и ему уже надоело разглядывать небо.

Смеются женщины. Задорно смеются, и этот смех… он очень знакомый. Режущий Бивень не сомневается, это смеётся его жена, Чёрная Ива.

Он приподнимается, садится, и голова его упирается в низкую крышу из свежей, густо пахнущей шкуры. Возле одного из костров неподалёку Чёрная Ива беседует со вдовой Крикливого Селезня. Вдова не смеет раскрыть рта, она бегло говорит руками, но Режущему Бивню её слова плохо видны, потому что хохочущая жена заслоняет их своей спиной. Вдова и сама улыбается. Хорошо, если даже вдовам весело.

Режущий Бивень вдруг усмехается: вот и вдова виновата,.. он виноват, все они тут виноваты, понапридумывали правил. Как всё это понять? О чём предки заботились? Человек должен быть счастлив – вот и все правила.

Засияло во всей красе ночное светило. Лунь, белый небесный бык, изливает на томную землю семя своих лучей, понуждая расти доверчивые травы. И доверчивые души понуждая воспарять.

Режущий Бивень выбирается из шалаша, незаметно подходит к радостным женщинам. Чёрная Ива узнаёт его свист и внезапно смолкает. Вдова настороженно смотрит во тьму, но чтобы увидеть там прячущегося, необходимы глаза совы или же нос гиены. Вдова поворачивается, подбирает с земли свой скребок и возвращается к работе. И Чёрная Ива направляется к холмистой туше, опять режет мясо, не подаёт виду, ни одного взгляда в сторону, вся в работе. Режущий Бивень ждёт.

Потрескивает костёр, прыгают красные тени по усеянной мясом траве, рычат медведи на реке, Кольцо Миров снит ночной сон, и оттого колышется тьма, плывёт в голове затаившегося охотника и клубится. Но что-то случилось у Чёрной Ивы. Сломался нож. Она огорченно показывает обломок вдове, сокрушённо машет рукой и, наконец, идёт к мужу.

Она удивительно быстро находит его, ему даже не надо свистеть. Он берёт её за руку и молча ведёт к шалашу. Лунь заливает их спины мерцающим светом, вдова, может быть, смотрит им вслед, но какое им дело, они муж и жена.

Перед шалашом они останавливаются. Режущий Бивень вдруг начинает говорить торжественно, будто старейшина на празднике:

– Чёрной Иве пора подарить племени сына. Пусть и он поглядит на это чудное небо. Пусть вдохнёт аромат степных трав. Пусть увидит, сколь прекрасны могут быть женщины, как пьянеет от них голова безо всякого пива. Доколе мужу Чёрной Ивы ходить безбородым?

В серых глазах Чёрной Ивы блестят огоньки, лунные капельки:

– К чему охотнику столько слов? Проворонит всю дичь.

Он хватает её в охапку и затаскивает в шалаш. Она слегка упирается, понарошку: «Ты же ранен… Разве можно сегодня, в такой день?.. Ведь нельзя…» Но он уже впился в её волшебную грудь, уже скинул повязку и рвётся в знойное лоно. Воздух трясётся от огненной страсти, звёзды таращатся в изумлении. Вдова Крикливого Селезня, наверное, слышит ярые вздохи, грустнеет – всему свой черёд. Высоко-высоко в мягком ласковом небе зажглась новая звёздочка. Это спорхнула розовой бабочкой душа с ветвей Древа Жизни. Увлёк её танец двух любящих тел, заметила Чёрную Иву, слилась в изнурительно сладком порыве с Режущим Бивнем.