Перворожденный - [34]

Ей пришло в голову, что средняя палуба была очень тесной, особенно если сравнить ее с общей геометрией цилиндрического корпуса корабля. Она вспомнила свой недавний осмотр всех трех палуб, у нее была прекрасная пространственная и геометрическая память. Уже засыпая, она вслух пробормотала:

— Непонятно, почему жилая палуба гораздо меньше технической?

В ответ прозвучал чей-то мягкий голос:

— Потому что стены наполнены водой, Байсеза.

— Это ты, Фалес?

— Нет, Байсеза. Алексей называет меня Максом. — Голос был мужским, имел легкий шотландский акцент.

— Макс. По имени «Джеймса Клерка Максвелла». Так ты корабль?

— Точнее сказать, парус, который является самой остроумной и чувствительной частью корабля. Я — юридическое лицо (не человекоподобное), — спокойно объяснил Макс. — Обладаю полным комплектом познавательных способностей.

— Алексею следовало нас представить друг другу.

— Мне было бы приятно.

— Так ты говоришь, что в стенах вода?

Она предназначалась для того, чтобы защитить хрупкие человеческие тела от жесткой космической радиации: всего несколько сантиметров воды служили на удивление хорошей защитой.

— Макс… А почему у корабля такое имя?

— Это связано…

Шотландский физик Джеймс Клерк Максвелл еще в девятнадцатом веке продемонстрировал, что свет оказывает на освещаемую им поверхность давление. На этом фундаментальном принципе человечеством был построен космический флот новейших солнечных парусников. Открытия Максвелла легли в основу дальнейших концептуальных прорывов Эйнштейна.

Байсеза улыбнулась.

— Думаю, что Максвелл удивился бы, узнай он, как его идеи спустя два века были трансформированы в технологии.

— На самом деле я довольно долго занимался изучением трудов Максвелла. У меня тут масса свободного времени. Думаю, что он и сам мог бы сконструировать солнечный парус. Физика вся его.

Байсеза закинула руки за голову.

— Когда я читала про Афину, про щит А-1, мне всегда хотелось вообразить, как это — быть ею? Быть разумом, который заключен в такое чужое для него тело? Макс, расскажи, а как это — быть тобой?

— А я всегда удивлялся, как это — быть вами? — ответил голос. — Видишь, я способен на любопытство. И еще на благоговение.

Байсеза была потрясена.

— Благоговение? Перед чем?

— Благоговение перед тем, что я нахожусь во Вселенной такой несказанной красоты, и при этом управляемой столь малым числом простых законов. Как это может быть? Но, с другой стороны, почему бы и нет?

— Так ты теист, Макс?

— Многие ведущие мыслители-теисты составляют А-1.

Электронные пророки, подумала она с удивлением.

— Я думаю, что Джеймс Клерк Максвелл гордился бы тобой, Максвелл-младший.

— Спасибо.

— А теперь, пожалуйста, выключи свет.

Свет в ее комнате постепенно потускнел и превратился в тусклое бордовое свечение. Она погрузилась в сон. Слабая гравитация оказалась вполне достаточной, чтобы ее внутреннее чувство не било тревогу, воображая, что она все время куда-то падает.

Макс разбудил ее через несколько часов: извинившись, он сказал, что они приближаются к Луне.

Сидя на своем «капитанском мостике», Алексей сказал:

— Разумеется, это просто случайность, что по дороге на Марс мы пролетаем так близко от Луны. Но я смог внести в расчеты нашей траектории необходимые гравитационные изменения…

Байсеза перестала его слушать и только смотрела.

Диск Луны, почти полный в данный момент, совсем не был похож на то ночное светило, которое люди привыкли видеть с Земли. Байсеза залетела так далеко, что он предстал перед ней совсем под другим углом зрения. Прямо на нее надвигался огромный «правый глаз» моря Имбриум. Ясно просматривалась часть обратной стороны — густо усеянный кратерами сегмент, который люди смогли увидеть, только когда открыли эру космонавтики.

Но внимание Байсезы было приковано не к геологии, а к следам деятельности человека. Вместе с Майрой они жадно вглядывались в базы «Армстронг» и «Тук», хорошо видимые на фоне темно-коричневой лунной пыли в виде выступающих куполов, светящихся серебристо-зеленым светом. Байсезе даже показалось, что она видит дорогу, серебряную линию, проложенную через кратер Клавиуса, в котором как раз и располагалась база Тука. Потом она осознала, что это скорее всего электромагнитная взлетная полоса, тянущаяся на многие километры.

Современная Луна представляла собой преимущественно индустриальную зону. Огромные долины, покрытые лавой и пылью, выглядели так, словно их тщательно прочесали. Лунные моря были изрыты карьерами, в которых добывались полезные ископаемые. Сама пыль использовалась для получения воды, кислорода и минералов. На полюсах располагались огромные фермы, работающие на солнечных батареях, новые обсерватории сверкали, как свежий скол на куске антрацита. Они были сделаны из черного стекла, получаемого в микроволновых печах прямо из лунного грунта. Вдоль экватора сверкала хромированная нить: альфатрон, самый мощный ускоритель частиц в Солнечной системе.

Что-то во всем этом индустриальном царстве беспокоило Байсезу. После миллионов лет ничем не нарушаемого спокойствия здесь произошли такие кардинальные изменения! А ведь прошло всего сто лет с тех пор, как Нейл Армстронг впервые ступил на лунную поверхность. Экономическое развитие Луны всегда было мечтой самого Бада Тука. Но теперь она поражалась, как это Перворожденные, которые сами по себе были старше Луны, могли спокойно смотреть на это нескончаемое столпотворение.