Первоосновы теологии - [13]
Кроме того, то, для чего ум причина, для того причина и благо. Но не наоборот. Ведь даже лишение форм - от блага (ибо от него - все). Ум же не вызывает лишения, ибо он форма.
§ 58. Все производимое большим числом причин в большей мере составное, чем то, что производится меньшим числом.
В самом деле, если всякая причина дает что-то тому, что из него эманирует, то большее число причин дает и большие дары, а меньшее число - меньшие. Поэтому и из того, что было причастно [высшему], оно будет состоять из большего числа [причин], другое - из меньшего, каковым то и другое было причастно - одно через эманацию большего числа причин, другое - через эманацию меньшего числа. А то, что из большего числа, в большей мере составное; то, что из меньшего, - проще первого. Следовательно, все производимое большим числом причин, в большей мере составное: а то, что меньшим - проще. Ведь чему причастно первое, тому и второе, но не наоборот.
§ 59. Все простое по сущности или превосходит составное, или хуже его.
В самом деле, если высшее из сущего производится количественно меньшим и более простым, а среднее - большим, то последнее будет составным, а высшее - более простым, частью как превосходящее, частью как худшее. Однако ясно, конечно, что высшее производится количественно меньшим, так как высшее и имеет начало раньше, чем более скудное, и простирается над тем, к чему оно не эманирует из-за ослабления потенции [этого последнего] . Вот почему самое высшее из сущего - простейшее, подобно первичному, поскольку оно эманирует только из первичного. Но простота бывает и как превосходящее всякое составление и как худшее. И это рассуждение применимо ко всему [22].
§ 60. Всякая причина большего превосходит ту, которая имеет потенцию для меньшего и производит части. Та и другая из них может дать существование целому.
В самом деле, если одна причина меньшего, а другая - большего, а части, [производимые первой], входят в части, [производимые второй], тогда то, что делает первая, сделает и другая, способная дать существование большему. Но первая не способна производить все то, что производит вторая.
Следовательно, вторая обладает большей потенцией и содержательнее. Ведь как [одно] эманировавшее относится к [другому] эманировавшему, так и [одно] производившее - к [другому] производившему, если взять в их взаимной связи. Именно, то, что способно к большему, обладает большей потенцией и более обще, а это [означает, что] оно и ближе к причине всего. А то, что ближе к ней, то и в большей степени благо, если она действительно благо. Следовательно, причина большего превосходит по сущности ту, которая производит меньшее.
§ 61. Всякая потенция больше, если она неделима; если же она делится, - меньше.
В самом деле, если она делится, то она эманирует во множество. А если это так, то она оказывается дальше от единого. А если это так, то она будет обладать меньшей потенцией, отдаляясь от единого и от того, что ее скрепляет, и будет несовершенной, если только благо каждого состоит в единстве.
§ 62. Всякое множество, будучи ближе к единому, количественно меньше, чем более удаленное от единого, но по потенции больше.
В самом деле, то, что ближе к единому, то более подобно ему. Единое же всему дает существование, не умножаясь. Следовательно, более подобное единому, будучи причиной большего (если только единое - причина всего), будет более едино по виду и менее делимо (если только то - единое). Итак, менее умноженное более сродно единому, а способное производить большее более сродно причине всего и обладает большей потенцией.
Из этого ясно, что телесных природ больше, чем душ, а душ больше, чем умов, умов же больше, чем божественных единичностей. И это рассуждение применимо ко всему.
§ 63. Все недопускающее причастности себе дает существование двум разрядам того, что допускает причастность себе: одному - среди тех, которые причастны [только] в какое-то время, а другому - среди тех, которые причастны всегда и прирожденно.
В самом деле, всегда допускающее причастность себе более подобно недопускающему ее, чем то, что допускает ее [только] в какое-то время; следовательно, раньше, чем получает существование последнее, получит существование всегда допускающее причастность себе, которое в смысле допущения причастности не отличается от того, что после него, по самим "всегда" более сродно и более подобно недопускающему причастности себе. При этом существует не одно только допускающее причастность себе [лишь] в какое-то время (ведь ему предшествует всегда допускающее причастность себе, через которое оно также связывается с недопускающим ее - по некоей упорядоченной эманации), и не одно только всегда допускающее причастность себе (ведь оно, обладая неугасимой потенцией, если только оно существует всегда, способно быть носителем другого - того, что допускает причастность себе [лишь] в какое-то время, и здесь предел его ослабления).
Но отсюда ясно, что и те единения, которые от единого воссиявают {т.е. "переходят к", "эманируются" - прим. ред.} сущему, то всегда допускают причастность себе, то допускают ее [лишь] в какое-то время. Так же двояки и мыслительные причастности; таковы же и одушевления душ; и подобным же образом - причастности прочих видов.
В новой книге автор Н. Мальцев, исследуя своими оригинальными духовно-логическими методами сотворение и эволюцию жизни и человека, приходит к выводу, что мировое зло является неизбежным и неустранимым спутником земного человечества и движущей силой исторического процесса. Кто стоит за этой разрушающей силой? Чего желают и к чему стремятся силы мирового зла? Автор убедительно доказывает, что мировое зло стремится произвести отбор и расчеловечить как можно больше людей, чтобы с их помощью разрушить старый мир, создав единую глобальную империю неограниченной свободы, ведущей к дегенерации и гибели всего человечества.
В атмосфере полемики Боб Блэк ощущает себя как рыба в воде. Его хлебом не корми, но подай на съедение очередного оппонента. Самые вроде бы обычные отзывы на книги или статьи оборачиваются многостраничными эссе, после которых от рецензируемых авторов не остаётся камня на камне. Блэк обожает публичную дискуссию, особенно на темы, в которых он дока. Перед вами один из таких примеров, где Боб Блэк, юрист-анархист, по полочкам разбирает проблему преступности в сегодняшнем и завтрашнем обществе.
Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.