Первогодки - [17]
— Что, надоело? А что мне говорить? Шестой год занимаюсь ТО. Шестой!.. Техника, браток, не любит легкомысленного отношения. Что положено, то и надо делать: где масленки прошприцевать, где сопротивление замерить… Это и есть наше сложное дело — тысячи раз проверять одни и те же механизмы, смазывать одни и те же узлы. Энергосистема должна быть безотказной. Других вариантов нет. Теперь понятно?
— Так точно!
Морозов удовлетворенно кивнул и неторопливо добавил:
— Раз понятно, то берите тестор, инструмент, резиновые перчатки, боты… Начнем с Вводного щитка.
Я вздохнул — нет, не предвидится сегодня ничего героического! — и пошел выполнять приказание.
Едва мы с прапорщиком Морозовым успели разложить инструмент и приборы, вскрыть крышку Вводного щитка, как у нас за спиной тягуче и тревожно завыла сирена. Тут же включилась громкоговорящая связь:
— Всем боевым постам занять готовность… Занять готовность…
Тревога!.. Даже если это учение или общий сбор, это прежде всего тревога на душе, тревога в мыслях. Невольно задаешь себе вопрос: может быть, уже началось?
Пальцы работают автоматически. Минута-другая — и я захлопываю крышку Вводного щитка.
— Аппаратура в исходном!
Морозов по телефону уточнил обстановку — начались учения. От сердца отлегло: учения — не война, но расхолаживаться нельзя и даже дух перевести некогда. Едва успел разложить по полкам инструмент, как в динамике новая команда:
— Атомная опасность! Атомная опасность!! Перевести сооружения в режим полной Изоляции!
— Есть перевести сооружения в режим полной изоляции! — поднеся микрофон ко рту, доложил Морозов.
Он подошел к шкафу автоматики и защелкал тумблерами. В словах и движениях прапорщика неторопливость, уверенность в себе. Видимо, годы службы на подземном бастионе выработали у него эту сдержанность. Я же пританцовывал на месте, сгорая от нетерпения. Забыл, что ли, Морозов дать мне команду? Но вот прапорщик вспомнил наконец обо мне:
— Задраить клапан избыточного давления!
— Есть!
Бегу в дальний отсек. Вот он — клапан! Поворот рукоятки вправо… Все — клапан закрыт. Теперь мы надежно изолированы от внешнего мира. Что там наверху — дождь ли, сушь, — у нас всегда свежий, из регенерационной установки воздух. Как на подводной лодке в автономном плавании. Теперь и атомная опасность не страшна.
Час пролетел в опробовании работоспособности агрегатов. Снова ожила громкоговорящая… Дежурный командир сообщил: к нам прибыло усиление. По условиям учения им пришлось преодолевать участок местности, «зараженной радиоактивными веществами». Все это, конечно, чистая условность, но учение есть учение, и действовать надо, как в реальных условиях. Для меня это означает, что пустить своих ребят в сооружение я просто так не могу. Они должны пройти сложную систему дезактивации оружия, одежды, санитарную обработку тела. Все это делается в «предбаннике» — герметичных, разобщенных друг от друга отсеках. Только в последнем отсеке я встречу их. Там я должен провести дозиметрический контроль. Это одна из моих солдатских обязанностей.
— Приготовиться к проведению дозконтроля! — командует прапорщик, и я замечаю в его руке секундомер.
Чего много в Ракетных войсках, так это временных нормативов. Введены они буквально на все. Надеть защитный костюм — норматив, натянуть противогаз — норматив, настроить прибор дозиметрического контроля «ДП» — тоже норматив. Если не хочешь краснеть на разборе тактических учений, то делай все быстро и правильно. Когда я облачился в защитный прорезиненный костюм, то отличался от водолаза только тем, что на голове не было круглого медного шлема. Его заменяла противогазная маска. На боку висел железный зеленый ящичек — прибор «ДП».
Морозов глянул на секундомер и удовлетворенно хмыкнул. К дозконтролю я был готов.
В изолированном отсеке, куда я прошел через систему гермодверей с прибором «ДП», было трое: старший лейтенант Белов, Полынин и Валерка Абызов. Я обрадовался: буду дежурить с другом. Впервые он заступал по своей второй специальности — электромеханика. Включив прибор, я приступил к работе.
Ближе всех к двери стоял долговязый ефрейтор и, судя по нему, нисколько не был подавлен происшествием с регулятором.
— Принимай пополнение, — бодро затараторил он, когда я поднес к его голове изогнутый в виде миниатюрной хоккейной клюшки трубчатый датчик. — Нашей окопной братии прибыло.
Видя, что я замешкался и разглядываю его через очки противогаза, ефрейтор грубовато спросил:
— Чего уставился? Мы — ракетчики. У нас свои окопы.
Сравнение это я уже слышал от замполита части подполковника Лукичева. Наши подземные казематы он сравнивал с окопами, проводя параллель с Великой Отечественной… Но если бы его повторил не Полынин, а кто-нибудь другой…
Стрелка прибора «ДП» устойчиво стояла на нуле, и вскоре прибывшие на усиление были в зале.
Прапорщик Морозов доложил замполиту обстановку и стал распределять нас по постам. На ефрейторе он задержал взгляд.
— Повезло вам, Полынин. Если бы не учения… Яцун хотел написать на вас рапорт.
— Да я не подведу, — заверил Полынин. — У меня за учения… всегда одни пятерки.
Старший лейтенант Белов что-то рассматривал в журнале дежурства.
