Первое «Воспитание чувств» - [74]
— Ах, вот, вот! — тыкал он пальцем. — Помада, духи, вода для полоскания рта, какие-то снадобья, рецепты! Так я и думал! Все остальное отсюда проистекает, более тут делать нечего! — И с благочестивым негодованием заключил: — Господи, ты это видишь!
Морель же, бесцеремонно усевшись на постели, вдыхая запах камфары и пачулей, стал рассматривать меблировку, сравнивая то, что предстало его глазам, с почти подобным, виденным ранее в других домах, где был завсегдатаем; здесь, по его мнению, не хватало большой софы и зеркального шкафа.
Как и предполагал Анри, с его комнатой обошлись еще бесцеремоннее. Прежде всего мадам Госслен заглянула в комод и обнаружила, что сын захватил почти все носильные вещи. Но то, чего не взял с собою, в общем, оставалось там же, где прежде: портрет Луизы, ружье, рапиры висели на привычных местах, а на каминной полке меж двух подсвечников осталась шкатулка, где он хранил письма. Ее взломали, она была пуста. Лишь вскрыв двойное дно, обнаружили там забытое старое письмо Жюля. Мсье Госслен принялся его читать, а поскольку речь там шла о любви и поэзии, об искусстве и женщинах — обо всем том, что всегда найдешь в сочинениях молодых людей нежного возраста, особенно ежели там они описывают самих себя, отец Анри скомкал его с такой брезгливостью, словно отыскал нечто на редкость чудовищное.
— Он тоже тут замешан! — возгласил оскорбленный отец. — Те же фразы, суждения в таком же роде, одинаковая предосудительная галиматья! Вы только подумайте, он советовал бросить право и пописывать, как он сам. Впрочем, я всегда чуял недоброе при виде этого маленького повесы: он мутил воду, подзадоривал!
— Возможно, весьма возможно, — кивнул мсье Рено, не знавший ни Жюля, ни письма, о котором шла речь, но с готовностью спешивший разделять те мнения, что высказывает мсье Госслен.
— Все это ни о чем не свидетельствует, — решил последний. — Пороемся-ка в его рабочем столе.
И они пролистали все тетрадки, перебрали листы с записями, а также просмотрели все заглавия книг, пачками лежавших там же.
МСЬЕ ГОССЛЕН (беря их в руки одну за другой). Что это такое? Посмотрим, посмотрим! Ага, стишки — так сказать, сливки! Размышления о религии — чье это и зачем понадобилось? А, Шатобриан, этот неплох, но чересчур мирволил попам, к тому ж карлист…[70] Не вижу здесь почти никаких книг о праве, даже Юожаса[71] нет. Мсье Рено, вы не знаете, где его Юожас?
МСЬЕ РЕНО. Нет.
МСЬЕ ГОССЛЕН. Вы ничего не знаете! Между тем должны были бы надзирать за его обучением и, чёрт побери, по меньшей мере знать, имеется Юожас или нет! (Продолжая перебирать книги.) Был он или его не было?.. Добро бы это приносило какую-нибудь пользу для занятий… есть ли здесь мало-мальски достойные авторы или то, что так называют?
МСЬЕ РЕНО. Я им всегда твердил: господа, читайте классиков — Расина, Буало.
МСЬЕ ГОССЛЕН. Да-да, Вольтера, Руссо, Лагарпа, Делиля…[72] но нет!..
МАДАМ ГОССЛЕН. Он больше любил пьесы для театра.
МСЬЕ ГОССЛЕН (не переставая инспектировать книги на сыновнем столе). Посмотрим! Теперь Шиллер и прочая немецкая дребедень, пустые мечтания, германская восторженность. (Бормочет одно за другим имена авторов, не вкладывая в слова никакого особого смысла.) Ну да, Шиллер, Гердер, Геллер, Галлер, Шлегель, Фогель, Гегель[73] — да-да, вся эта изысканная чушь, глупости, модные штучки… А эт-то что? Книжица в бумажной обертке… там сверху написано: «Эмилия».
МСЬЕ РЕНО. Эмилия? Моя жена?
МАДАМ ГОССЛЕН. Она, значит, и книги ему давала?
МСЬЕ ГОССЛЕН. Нетрудно догадаться.
МАДАМ ГОССЛЕН. Должно быть, это какая-нибудь плохая книга, друг мой? Посмотрим.
МСЬЕ ГОССЛЕН (делая ударение на каждом слоге). «Со-бор Па-риж-ской Бо-го-ма-те-ри». (Пораженный до глубины души.) «Собор Парижской Богоматери»!
МОРЕЛЬ. А, черт! Что-то такое было. Он мне все уши прожужжал.
МАДАМ ГОССЛЕН (с непередаваемой интонацией). Виктора Гюго! Виктора Гюго!
МСЬЕ ГОССЛЕН (голосом, полным достоинства). Вы позволяете вашим ученикам читать Виктора Гюго? Прямо у вас дома?
МСЬЕ РЕНО. Но, сударь…
МСЬЕ ГОССЛЕН (оскорбленный в лучших чувствах). Никаких сударей, довольно! (Обращаясь к самому себе.) Теперь я уже более ничему не удивляюсь… такая безнравственность — здесь!
МАДАМ ГОССЛЕН. Не в этой ли книге, друг мой, выставлен священник, который…
МСЬЕ ГОССЛЕН. Да, именно в этой.
МАДАМ ГОССЛЕН. И она давала ему читать!
МСЬЕ ГОССЛЕН (очень медленно). А вы это дозволяли? Хорошо же, очень хорошо, сударь, мне нечего больше сказать, я потерял способность удивляться…
— Что такое? Это адресовано мне? — вдруг воскликнул он.
И сорвал печать с листка бумаги, лежавшего на видном месте, в центре стола, но доселе не привлекшего ничьего внимания. Там он прочел следующее:
«Извините меня, простите, если сможете. Поступить так было необходимо, после я дам о себе знать. Не надо страхов, не тревожьтесь обо мне, я вам напишу. Прощайте. Любящий вас сын Анри».
Мадам Госслен набросилась на листок и перечитала его раз двадцать, мучимая необычайной сжатостью слога, и оно, хоть умерило тревогу, разожгло ярый пламень любопытства, еще сильнее опаляющий душу.
— Теперь мы попытаемся разузнать побольше, — обрадовался Морель. — Надо подождать: он не хочет, чтобы мы разгадали, куда они направились, но мы все же попробуем, а вот возвращать беглецов придется вам, мсье Рено.
Самый прославленный из романов Гюстава Флобера. Книга, бросившая вызов литературным условностям своего времени. Возможно, именно поэтому и сейчас «Госпожу Бовари» читают так, словно написана она была только вчера.Перед вами — своеобразный эталон французского психологического романа — книга жесткая, безжалостная и… прекрасная.В ней сокровенные тайны, надежды, разочарования, любовь и неистовые желания — словом, вся жизнь женщины.
«Воспитание чувств» — роман крупнейшего французского писателя-реалиста Гюстава Флобера (1821–1880). Роман посвящен истории молодого человека Фредерика Моро, приехавшего из провинции в Париж, чтобы развивать свои таланты, принести пользу людям и добиться счастья для себя. Однако герой разочаровывается в жизни. Действие происходит на широком фоне общественно-политических событий.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вступительная статья и примечания А.Ф.Иващенко.В четвертый том вошли произведения: «Кандидат» (перевод Т.Ириновой), «Легенда о св. Юлиане Странноприимце» (перевод М.Волошина), «Простая душа» (перевод Н.Соболевского), «Иродиада» (перевод М.Эйхенгольца), «Бувар и Пекюше» (перевод И.Мандельштама).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга соприкасает читателя с исчезнувшими цивилизациями Древнего мира.Персия, Иудея, Карфаген, легендарные цари и полководцы Дарий, Зороастр, Гамилькар встают со страниц исторических романов, вошедших в сборник.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.