Первое открытие [К океану] - [20]

Холодные взоры рыцарей стали теплей и человечней. Они тоже устремлены на грот-мачту, как и взоры лейтенанта и боцмана. А люди там, как и на фок-мачте и на бизани, разбежались, работают, теперь их видно всех, всех, кто не закрыт парусами.

А море начинает сердиться. Слышится временами глухой грохот.

…А иногда бывало, что его высочество закапризничает: «У меня болит голова, Геннадий Иванович, я не пойду сегодня на вахту! Да, да… пожалуйста… пришлите мне доктора… Я уже говорил Федору Петровичу на занятиях, что мне с утра нездоровится…»

И его высочеству разрешали оставаться в каюте, когда на судне начиналась беготня. Приходил холодный рыцарь-доктор. Мальчик показывал язык… А уходил доктор, и он метался по каюте, ему хотелось читать, но нечего читать, все книги надоели… Писать дневник? Его дневник контролируется учителем. И мальчик кидался лицом в подушку. Геннадий Иванович сменялся с вахты, приходил.

— Войдите! — отвечал на стук Константин. Он всех знал по стуку.

— У меня нет детства! У меня нет детства! Господи! За что это? — истерически кричал мальчик. Потом успокаивался. Лейтенант, как нянька, начинал ему рассказывать разные морские истории.

Но мальчик креп, мужал. Его приучали к морю, обучали и развлекали, как только возможно. И воспитывали волю, характер. Так желал государь.

Одно из плаваний закончилось в Архангельске. Судно встало на зиму в затон, а Федор Петрович Литке поехал с Константином в Петербург санным путем.

В следующую навигацию, в 1845 году, на другом судне, но с теми же учителями, наставниками и с бессменным вахтенным начальником Константин шел по Балтийскому морю. И он все еще не мог забыть, как в одной из деревень зимой пришел к нему оборванный мальчик-крепостной его же возраста, такой же высокий, светловолосый, но с глубоко запавшими, полными тоски глазами. Помещик запорол его отца и постоянно приказывал избивать мальчика. Он знал, что барин хочет извести его, всю семью. Мальчик просил спасти его.

Константин вспыхнул: проступил характер, пылкий, властный.

— Я возьму этого мальчика с собой! Он будет мой! — заявил он наставнику.

Рыцарь-адмирал ответил твердо, что это невозможно. Существует право помещика. Отец крепостного — преступник. Он совершил преступление против помещика. За это наказан. Мальчик — собственность помещика. Государство охраняет право помещика. Его высочество не должен ради чувства жалости нарушать закон.

…Константин разрыдался и долго не мог забыть этого… Даже летом следующей навигации рассказывал своему лейтенанту.

Однажды опять шли в Зунде и в кают-компании говорили о том, что мы закрыты в Балтийском море, что англичане получили теперь у датчан права держать свой флот в их гаванях. Это угроза нам…

— Что же делать? — спрашивал Константин, который всегда желал, чтобы скорей все закончилось благополучно или подсказано было верное решение.

И вот тут моряки разговорились, каждый советовал свое. Адмирал Литке, капитан Лутковский, офицеры. Помянули о том, что наше будущее — на Тихом океане. Все перебивали друг друга. Константин слушал и восклицал: «Как это интересно!» И задавал вопросы.

Горели свечи. Опять серый вечер, серые тучи и серые волны на сером море, и наступила ненастная ночь с дождем, и шли там, где замок датского короля, где шведский и датский берега сблизились, и все говорили, что в Зунде стоят английские военные корабли, и что Зунд простреливается их пушками, и что нам нужны океаны, мы большая страна… Литке плавал на Тихом океане, бывал на Камчатке. И он рассказывал о Тихом океане в этот вечер…

Лейтенант Невельской ерзал на стуле, прихлебывал чай и опять ерзал, видно, сам кипел как самовар.

Его высочество устал и ушел спать. Вскоре Невельской исчез. Адмирал, капитан и офицеры задержались.

Серая небрежная погода давала возможность немного отдохнуть, пить горячий чай, сидеть при свете свечей в уютной кают-компании.

У крытого трапа, ведущего в матросскую жилую палубу, у орудия, за гальюном, под ветром, наклонив друг к другу лица, разговаривали Невельской и Константин.

— Все, все, о чем толкует наш достопочтенный Федор Петрович: наша прекрасная, расчудесная Камчатка с гаванями, которые европейцам и во сне не снились, и все чудеса Тихого океана, до которых нам рукой подать от наших тихоокеанских берегов, и сама Аляска, и сами плавания по Великому океану, все пока закрыто для нас!

— Зундом? — спрашивал Константин.

— Глупостью, ваше высочество! Глупостью приказных бюрократов! Современные приказные бюрократы оправдывают московских приказных бюрократов семнадцатого века и говорят, что тогда еще не настало время нам владеть Амуром. И что мы, мол, не могли защитить Амура и это, мол, историей объяснимо. Им и теперь дела мало, что Амур — путь к океану. Тихоокеанские гавани — чудо… И враг нам не англичане, а московские и петербургские бюрократы, обжоры, ненасытные сластолюбцы…

Про Тихий океан все больше писали. Литке и капитан, у которых обучался Константин, как и Геннадий Иванович, постоянно говорили о нем. И так интересно сообщали про разные страны на том океане заграничные газеты…

«Чем же мы хуже?» — думал Константин.