Первое имя - [8]

А чей портрет первый на доске почета, установленной по другую сторону подъезда? Конечно, портрет Григория Васильевича Пестова. У Пани вздергивается упрямый подбородок: поди-ка, откажись совершенно от похвальбы, если имеешь такого батьку!

Что там болтает Генка о малахите?

Будет малахит!

Новый друг

С хозяйственной сумкой в руке Федя медленно шел вниз по улице Горняков, слушая болтовню сестренки.

— Ой, Федуня, я так рада, так рада, что ты будешь учиться в новой, красивой школе? — говорила Женя, заглядывая в лицо брата. — Только там такие… ну, такие мальчишки…

— Мальчики обыкновенные.

— Нет, не обыкновенные, очень плохие! — мотнула головой Женя. — А Вадька хуже всех — пристает и пристает! Знаешь, Федуня, ты его так побей, чтобы он не пристава… Хорошо?

— Нельзя. Степа не велит драться.

— А я, Федуня… если бы я была сильной-сильной, как ты, я все равно настукала бы Вадьке по шее.

Брат и сестра свернули на улицу Машинистов; маленькая воительница взяла у Феди сумку и скрылась во дворе старого бревенчатого дома.

Федя прошел дальше.

На зеленой площадке, примыкающей к широкому Новому бульвару, развертывалась напряженная борьба. Футболисты в красных майках нападали на Гену Фелистеева, защищавшего проход между двумя толстыми березами. Игра шла в четыре мяча, и Гене приходилось трудно. Разгоряченный, с блестящими глазами, он метался от мяча к мячу, отбивал их кулаками, грудью, головой, подпрыгивал, падал, вскакивал, да еще и подбадривал ребят:

— Жизни, жизни больше! Мишук, где удар, сонная муха?

Раздался крик:

— Гол!

Тотчас же один из нападающих сменил Гену, пропустившего мяч между березами.

— Привет, Полукрюков! — Гена, тяжело дыша, протянул Феде руку. — Видел, как тренируюсь? Пощады не прошу. Двадцать два мяча отбил. Надо все-таки уметь!..

Когда мальчики сели верхом на лавочку, лицом друг к другу, Гена сказал:

— Ребята говорят, что ты будешь в нашем классе учиться. Иди в первое звено. У нас ребята боевые: Егорша Краснов, оба Самохины. Васька Марков, звеньевой Витя Козлов… Есть, правда, два дурака — Панька Пестов и Вадька Колмогоров, да на них не стоит обращать внимания.

— Слышал я сегодня, как ты с Пестовым возле школы схватился. Здорово поссорились!

— Мы с ним уже целый год вот так… — Гена ткнул кончиком одного указательного пальца в кончик другого. — Такого задаваки и жадюги на обоих полушариях не найдешь… Понимаешь, я сам разведал халцедоны за Оленьим бродом, а Панька стал доказывать, что я его выследил, как вор. Я ему эту низость еще припомню!

— Чудаки, из-за камешков…

— Ну положим, не только из-за камешков. Я потом тебе все расскажу… Значит, решено, Полукрюков: будешь в нашем звене. Хочешь, сядем вместе?

— Я сам так хотел! — обрадованно улыбнулся Федя и искренне добавил: — Я думал, ты на меня рассердился за то, что я вчера тебя… припечатал к земле. Не сердишься? Скажи прямо, по дружбе.

— А за что сердиться? — пожал плечами Гена. — Боролись мы честно. Ты взял верх — значит, честь и хвала!.. До сих пор сильнее меня в классе никого не было. Теперь будешь ты, пока я не разовью свои мускулы, понимаешь? Я все время тренируюсь… Приходи ко мне, Полукрюков, мама рада будет. Она долго болела, ребята перестали ко мне ходить, а теперь мама поправилась. Книги мои посмотришь и коллекцию минералов. Есть великие чудеса, честное слово!

— Генка, хватит тебе отдыхать, давай сюда! — потребовали футболисты.

Через минуту Гена уже штурмовал ворота, и Федя долго смотрел на своего товарища. Нравился ему Железногорск, и новая школа нравилась, а больше всего нравилось то, что у него уже появился друг, да к тому же такой сильный и ловкий.

Находка

На другой день Паня и Вадик встретились в условленном месте — на пустыре возле Касатки.

К месту встречи Паня явился с лопатой на плече, серьезный и решительный, готовый немедленно приступить к выполнению задуманного дела. А Вадик прибежал красный и запыхавшийся.

— Принес? — спросил Паня. — Что у тебя опять за пазухой?

— Ух, Панька, иду мимо дворницкой и ничего даже не думаю, а в углу лежат две веревки и шнур для сушки белья. Я сразу позаимствовал все за пазуху, а дворник Егорыч увидел. Пришлось сделать кросс по пересеченной местности, еле удрал… Зато ты сможешь в шахтенку спуститься.

— И не думаю под землю лезть! Знаешь, что за это полагается, если кто-нибудь узнает?.. А почему ты мало газет взял?

— Разве это газеты? — Вадик достал из бумажного свертка аккумуляторный фонарик. — Если зажигать газеты и бросать в шахтенку, получится только дым, и мы ничего не увидим. А папин фонарик — это самая настоящая техника. Скажи спасибо!

— Он тебе позволил фонарик взять?

— Конечно, не позволил. Все равно папы не было, потому что он в карьере, так что я пока взял без спросу… Ну, идем!.. Пань, если твоя совершенно секретная теория правильная, так Генка с ума сойдет, да?

— Определенно…

Они направились через бывший поселок. Здесь больше двухсот лет жили рудокопы Горы Железной, но карьер дотянулся до поселка, и горняки перебрались на Касатку. Паня и Вадик своими глазами видели, как люди сняли с домов крыши, вынули оконные рамы и двери, раскатали стены по бревнышку, погрузили всё на машины, и поселок уехал. Остались только фундаменты домов, сложенные из камня-дикаря; в рамках из рослого бурьяна чернели ямы подполов да кое-где сохранились покривившиеся ворота и заборы. Горняцкие ребята облюбовали это место для игры в разведчиков и для всяких военных предприятий. Множество подвигов совершали они здесь, ведя уличные бои.