Первое грехопадение - [42]

Катя не выдержала и разревелась.

— Ну что же мне делать, Георгий Семёнович? Как быть?

— Что делать, что делать!? — директор перекладывал папки с одного края стола на другой. — Придётся всему коллективу показывать…

Перед глазами Кати заплясали круги. Она почувствовала необычайную слабость и тошноту.

— А теперь, дорогие коллеги, — собрание вела главбух Тамара Сергеевна, — в конце нашей предпраздничной встречи разрешите предоставить слово человеку, который недавно у нас, который успел уже наломать дров, но вот сейчас, на этом самом собрании, готов извиниться перед всеми и исправить свои ошибки. Тебе слово, Катя.

Катя вышла на сцену.

— Я была не права, — срывающимся голосом пробормотала она, — я многое не понимала. Я нагрубила директору, я оскорбила весь коллектив. Теперь я полностью осознаю все свои ошибки. Простите меня пожалуйста.

Она задрала юбку и спустила трусы. Чтобы лучше было видно коллегам, присела и раздвинула ноги. В зале сделали несколько снимков — видимо, для районной газеты, корреспондент её был приглашён на собрание.

— Всё? — смотрела Катя на Георгия Семёновича.

Тот молчал.

— Спасибо, Катя, — сказала главбух. — Я вижу, что ты поняла свои ошибки и находишься на правильном пути.

Не знаю, не знаю, — говорил на банкете по случаю международного женского дня Георгий Семёнович. — Пусть работает, претензий к ней особых нет. Только кажется мне почему-то, что не впишется она в наш коллектив. Гордая слишком. И злая.

БЕЗОБРАЗНЫЕ ДЕВОЧКИ СНОВА В МОДЕ

— Мария Сергеевна? — спросил я.

Дверь приоткрылась шире, и в проёме показалось обеспокоенное женское лицо.

— Да, — испуганно подтвердила она. — Чего хотели?

Я постарался всем своим видом изобразить добродушие и благие намерения.

— Вы на квартиру не пускаете?

Женщина была удивлена.

— На квартиру?.. — переспросила она.

Ей было лет тридцать пять, может больше. В глазах ещё читалась не до конца ушедшая молодость. Отголоски симпатичности значились на лице. Но в целом вид её был поношенным.

— Даже не знаю… — растерянно смотрела она на меня. — У нас и места-то особенно нет.

— Да мне много места и не надо. Я на работе всё время буду. Было бы где голову приложить.

Женщина пребывала в нерешительности.

— Да и дочери у меня… Беспокоить вас наверное будут.

— Я не привередливый, — улыбнулся я. — Угол найдётся — и хорошо. Да и вам дополнительные деньги.

Похоже, этот аргумент оказался решающим. По лицу Марии Сергеевны я понял, что она склоняется к положительному решению.

— Я ведь не знаю, сколько сейчас берут, — сказала она, пытаясь отыскать какие-то последние доводы для отказа.

Но я чувствовал, что инициатива на моей стороне.

— Пятьсот рублей нормально будет? — спросил я.

— Пятьсот… — повторила она.

Пятьсот было нормально, я это знал наверняка. Здесь брали и меньше.

— Ну ладно, — чуть подумав, кивнула она. — Человек вы вроде приличный, можно вас пустить.

Согласие своё она подтвердила корявой улыбкой.

Дом, в котором жила Мария Сергеевна, располагался на краю посёлка. Был он тёмным, ветхим и слегка покосившимся. Шифер на крыше отсутствовал как минимум наполовину, отчего казалось, будто её обстреляли картечью. Наличники на окнах прогнили, а вместо пары стёкол в окнах значились прямоугольные куски фанеры. Труба имела уклон градусов в тридцать.

Внутри дом оказался не лучше.

— Осторожнее вот здесь, — вела меня хозяйка. — Тут половица проваливается.

Я шёл за ней на ощупь. Было темно, вокруг висели верёвки с бельём, тяжёлый запах бил в ноздри.

— Вас как звать-то?

Мария Сергеевна открыла какую-то дверь, видимо в зал, потому что за ней моему взору открылась комната со столом, железной кроватью и старой радиолой в углу. Половину комнаты занимала печь.

— Алексеем, — отозвался я.

— Алёша, значит… Нравится мне имя Алёша. На заводе работать будете?

— Да, устраиваюсь вот.

— Берут?

— Берут. Медкомиссию только пройти. В течение недели выйду.

— Сейчас, вообще-то, всех берут. Дела на заводе идут неважно. Зарплаты маленькие.

— Ну, какие уж есть! — отозвался я. — Главное, чтоб платили.

Из вещей у меня была лишь небольшая сумка. Я поставил её у порога.

— Я вас в соседней комнате поселю, — сказала Мария Сергеевна. — Пойдёмте, посмотрим.

— Там дочери, — добавила она торопливо. — Вы не пугайтесь, они безобразные.

Я не успел открыть рот для вопроса. Мария Сергеевна толкнула дверь, и мы вошли внутрь.

На полу, в центре комнаты, сидели две девочки лет семи-восьми в одинаковых, застиранных чуть ли не до дыр синеватых сарафанчиках. Тут же валялись несколько кукол с отсутствующими конечностями. Девочки расчёсывали им оставшиеся волосы.

Предупреждённый хозяйкой, я ожидал увидеть в них что-то вопиющее, ужасное, но в первое мгновение не заметил ничего странного. Лишь когда девочки повернулись и испуганно-удивлённо посмотрели на меня, я заметил на их лицах пятна.

Я, однако, сумел не подать вида.

— Привет, девчонки! — кивнул я им весело. — Как дела?

Девочки дико засмущались, опустили головы и, не издав ни звука, продолжили теребить своих инвалидных кукол.

— Это дядя Алёша, — сказала им Мария Сергеевна. — Он будет жить у нас.

Девочки безмолвствовали.

— Это Лена, — показала хозяйка на одну из них. — А это Марина, — на другую. — Погодки они у меня. Лена во втором классе, а Марина в первом.