Первое апреля. Сборник весёлых рассказов и стихов - [2]

Мы помолчали.

— Ну ладно, — сказал Юрка. — Тогда пока?

— Ага. До завтра.

Я тихо повесил трубку.

— Что Юра звонил? — спросила мама. — Ты чему улыбаешься?

— Да так… Мам, как ты думаешь, когда самолёт идёт на посадку, закладывает ли у мухи уши?

Мама всплеснула руками:

— И это называется «очень срочно»! Нашли, о чём разговаривать по ночам. Нет, я телефон отключу, ей-богу! Иди спать скорей.

И я пошёл, хотя спать совсем расхотелось.

Из открытой форточки пахло весной. Прозрачная занавеска чуть подрагивала от влажного воздуха. Сперва осторожно, а затем всё уверенней и громче застучал по подоконнику дождик. К утру, подумал я, он смоет остатки грязноватого талого снега. Первый весенний дождь в этом году.

Гомер

Маленький чёрный жучок появился на парте неизвестно откуда. Уверенной быстрой походкой он направился к раскрытому учебнику, вскарабкался на него и остановился на карте Древнего мира, не дойдя двух сантиметров до Карфагена. Рядом был нарисован воин с копьём, схвативший за волосы упирающуюся рабыню.

— Гляди! — толкнул меня Юрка в бок. — Боится в Средиземное море лезть.

Жучок не двигался. Видно, размышлял, стоит Ли ему, в самом деле, лезть в Средиземное море.

Юрка тихонечко пнул его кончиком карандаша. Жучок двинулся вперёд, ненадолго задержался на голой коленке воина, потом развернулся и пошёл обратно, в глубь Африки.

Я быстро достал из портфеля линейку и преградил ему путь к отступлению. Но он, не дойдя до линейки, взял курс на Египет. Затем влез всё-таки в Средиземное море и опять остановился, выбрав для передышки остров Крит.

— Я ему имя придумал, — сказал Юрка.

— Какое?

— Гомер.

— Почему Гомер?

— Бродит по свету, поёт себе песни про Одиссея… Ну и вообще.

Тем временем Гомер опять попытался улизнуть в Африку. Но Юрка так пихнул его карандашом, что из Средиземного моря тот перелетел сразу в Балтийское, перевернулся на спину и забарахтался между страницами.

— Что, Гомерчик, холодно? — ехидно проговорил Юрка, наклоняясь над картой. — Что, не нравится?

В этот момент сверху опустилась рука Николая Михайловича и захлопнула учебник.

Юрка вздрогнул и задрал голову.

— Николай Михайлович, вы Гомера раздавили! — воскликнул он несчастным голосом.

В классе засмеялись. Юрка, изо всех сил стараясь казаться серьёзным, невинно смотрел в глаза историку. Но силы его быстро таяли. Юркины щёки надулись, сам он сделался красным и вдруг — икнул. Потом ещё раз. И ещё.

Опять все захохотали.

— Я не нарочно, честное слово, — попытался Юрка оправдаться, но начал икать ещё чаще.

Николай Михайлович нахмурился.

— Вот что, Шевельков. До конца урока ещё двадцать минут, так что, к счастью, ты его не весь сорвал. Иди водички попей, обдумай своё поведение и не показывайся мне сегодня на глаза.

Не переставая икать, Юрка пошёл из класса.

Меня будто кто-то за язык дёрнул:

— Как же он попьёт водички, она же некипячёная?

— Вот что, Сорокин, — совсем рассердился историк. — К тебе тоже относится всё, что я сказал твоему другу. До свидания.

Я вышел из класса вслед за Юркой.

Юрка дожидался меня в коридоре, улыбаясь во весь рот.

— А я икать перестал!

— Поздравляю, — буркнул я.

— Понимаешь, икаю и не могу остановиться. Ну, думаю, всё! Ещё чуть-чуть — и заворот кишок. Аж живот заболел.

Назавтра истории не было, так что настоящие неприятности начались два дня спустя. Едва Николай Михайлович вошёл в класс и повесил карту, Юрка опять начал икать.

— Кончай, — сказал я ему. — Не смешно.

— Какие уж тут шу-ут-ки, — ответил он.

В классе снова захихикали. Пуще прежнего нахмурился историк. И через пять минут Юрка уже закрывал за собой дверь со стороны коридора.

На перемене он жаловался:

— Фантастика какая-то! Как только вышел из класса, сразу икать перестал. Что я, специально, что ли, икал? Что я дурак, что ли?

Я не успел ответить утвердительно, потому что прибежал Орлов и, сияя от удовольствия, сообщил, что нас вызывает директриса.

Когда мы вошли в кабинет, она сидела за длинным столом и рассматривала нас, прищурившись. Посередине стола стоял графин с водой, и я подумал, удобно ли Юрке пить из директорского графина, если опять ему вздумается икать?

— М-да, — покачала головой директриса. — Не ожидала от тебя, Шевельков. А от тебя, Сорокин, и подавно.

Она выдержала длинную паузу. Юрка вздохнул. Я пожалел своих родителей.

— Ну? Что молчите?

— Я сам от себя не ожидал, Мария… Пахомовна! — воскликнул Юрка. — Я…

— Маргарита Прохоровна, — поправила директриса.

— Я сам от себя не ожидал, Маргарита… Пахомовна. Я, как историка опять увидел…

— Николая Михайловича.

— Я, как Николая Михайловича опять увидел, так на меня икота снова напала. Наверно, у меня на него иммунитет.

— Что-что у тебя на него? — изумилась Маргарита Прохоровна.

— Ну этот…. Как его?..

Открылась дверь, и в кабинет вошёл историк.

— Присаживайтесь. Николай Михайлович, — пригласила директриса. — Будем решать, что с ними делать. Оказывается, у Шевелькова на вас иммунитет.

Юрка виновато взглянул на учителя и вдруг икнул.

Николай Михайлович побледнел и чуть не опустился мимо стула. Видимо, такое безрассудное хулиганство было выше его понимания. Дрогнувшей рукой он налил из графина полный стакан воды и выпил её залпом.