Первобытный менталитет - [155]
Не станем цитировать дальше интересное описание, которое дает Турнвальд экономической жизни туземцев Соломоновых островов. Достаточно уже приведенного, чтобы показать: наше понятие «монеты» лишь очень неполно применимо к «раковинным монетам», которыми пользуются они. Следовательно, если авторы ограничиваются тем, что говорят о существовании у них такой «монеты», это означает, что они имеют о ней лишь смутное и неточное представление. Однако внимательное и тщательное изучение тех особых целей, которым служат раковинные монеты, приводит нас к более глубокому познанию некоторых институтов и в то же время позволяет нам лучше понять менталитет этих туземцев, которые не оперируют общими абстрактными понятиями и которые, за неимением того, что мы называем «монетой», организуют обмен одних определенных предметов на другие определенные предметы.
Аналогичная критическая работа могла бы быть проведена и в отношении других абстрактных понятий, которыми для выражения коллективных представлений первобытных людей и описания их институтов пользовались те, кто наблюдал первобытные общества.
Таким образом, вследствие присущей данному состоянию вещей необходимости, то есть вследствие глубокого различия в менталитете и в языке, подавляющая часть документов, которыми располагает наука для изучения первобытного менталитета, может быть использована лишь с большой осторожностью и после того, как будет подвергнута углубленной критике. Совершенно чистосердечно первые наблюдатели, как церковники, так и гражданские лица, почти всегда искажают и ложно истолковывают институты и верования, о которых сообщают, вследствие одного только обстоятельства: они составляют свои описания, доверчиво пользуясь привычными им понятиями. Те, кто приходят после них, поступают точно так же. Но теперь появляется одно усложняющее обстоятельство: институты и верования первобытных людей уже оказались затронутыми контактами с белыми людьми, а их ментальность, как и язык, находятся под угрозой более или менее быстрого распада. С другой стороны, где же и искать необходимые сведения об этой ментальности, как не в описаниях тех, кто близко видел первобытные народы, жил рядом с ними и вместе с ними, кто жил их обычной жизнью и участвовал в церемониях их культа, если он существует у них в организованной форме? В распоряжении науки других документов нет, а их неизбежное несовершенство, слишком немногое, что они сообщают — вот, видимо, основные причины, объясняющие медленный прогресс науки и зачастую скромный характер достигнутых до сих пор результатов.
И все-таки эта трудность отнюдь не непреодолима. В той или иной степени она присутствует во всех науках, чьи материалы заключаются в свидетельствах, а хорошо установленные на сегодняшний день правила внешней и внутренней критики применимы к этнографическим документам так же эффективно, как и к другим. Далее: по мере того как исследование первобытного менталитета продвигается вперед и дает такие результаты, которые можно считать установленными, у исследователя появляются более многочисленные и надежные критерии, чтобы проверить ценность давних или недавних свидетельств: он может вернее определить то, что следует отбросить и что можно сохранить от каждого из них. Наконец, удовлетворительное знание основных особенностей менталитета первобытных людей открывает доступ к более глубокому и точному исследованию их институтов. Этот первый этап, будучи пройденным, делает следующие этапы если и не более простыми, то, по крайней мере, создает благоприятные условия для их изучения.
Первобытный менталитет, подобно нашему, стремится узнать причины происходящего. Однако эти причины он ищет не в том же направлении, что наш. Он обитает в таком мире, где присутствующие повсюду бесчисленные оккультные силы постоянно либо действуют, либо готовы действовать. Как было видно в первой части этой работы, любой мало-мальски необычный факт немедленно воспринимается как проявление одной или нескольких из них. Дождь полил в тот самый момент, когда он более всего нужен полям? Это потому, что предки и местные духи удовлетворены и таким способом выказывают свое расположение. Если продолжительная засуха сжигает посевы и губит скот, значит, вероятно, было нарушено какое-нибудь табу или же какой-то предок счел себя обиженным и его необходимо успокоить. Точно так же никогда ни одно предприятие не окажется успешным, если не будет содействия невидимых сил. Люди не пойдут на охоту, на рыбную ловлю, не отправятся воевать, не начнут обрабатывать поле, строить дом, если не появились благоприятные предзнаменования, если мистические покровители социальной группы не пообещали совершенно определенно своей помощи, если сами животные, которых хотят добыть, не согласятся на это, если приспособления не были освящены и облечены магическими свойствами и т. п.
Одним словом, мир видимый и мир невидимый вместе составляют одно целое, и события мира видимого в каждое мгновение зависят от сил иного мира. Отсюда и то большое место, которое занимают в жизни первобытных людей сновидения, предзнаменования, тысячи различных форм гадания, жертвоприношения, колдовские действия, ритуальные церемонии, магия. Отсюда и привычка пренебрегать тем, что мы называем естественными причинами, и переносить все внимание на причину мистическую, которая одна только и является действенной. Когда от заболевания какого-нибудь органа умирает человек, когда его смертельно укусила змея, раздавило упавшее дерево, разорвал тигр или крокодил, первобытный менталитет полагает, что его убили не болезнь, не змея, не дерево, не тигр или крокодил. Если человек погиб, то, без сомнения, потому что его «приговорил» (
