Первая зорька - [12]
Вечером зашел ко мне товарищ и предложил поехать с ним на Улянды за утками.
— Птицы там нет, — возразил я. — Нынче два раза ездил на это озеро. Пусто.
— Было.
— Что было?
— Пусто было. А сейчас утки есть. Летом их местные охотники распугали, и на Улянды никто не стал заглядывать. Теперь снова птица с дальних озер пришла. Спокойно ей там, никто не тревожит. Поедем, не пожалеешь.
На другой день мы были на Уляндах. Предложение моего товарища полностью оправдалось. На озере действительно собралось много кряквы и чирков. Изредка попадала широконоска и свиязь. Охотились мы хорошо, но по ночам сильно мерзли. Спали в копнах сухого тростника, который не защищал от холодного пронизывающего ветра. Часто просыпались и, чтобы согреться, бегали по маленькому островку, на котором расположились.
На третий день товарищ сказал:
— Отстреляем вечернюю зорьку — и домой.
Что ж, домой так домой. Признаться, мне тоже надоело бегать ночами по островку вместо того, чтобы спать. К тому же и патронов оставалось мало, кончались продукты.
На вечернюю зорьку я устроился посреди небольшого болота на островке размером в обеденный стол, заросшем высокой травой с белыми пушистыми цветами. Я поставил чучела, залез в гущу травы, срезал лишние стебли, чтобы иметь хороший обстрел, и стал ждать.
Прошло около часа. Ни одна живая душа не появлялась. Потом, наконец, довольно высоко пролетела пара свиязей. Следом за ними стремительно, «на бреющем полете», пронеслась стайка чирков и поблизости опустилась. Маленьких уточек трудно было разглядеть среди травы. Я кашлянул, и чирки взлетели. После дублета две птицы выпали из стайки. Не успели скрыться эти чирки, как над болотом закружились другие.
Пока я ждал, когда они подлетят ближе, откуда-то сбоку вывернулся бекас и сел на кочку метрах в двадцати пяти. Впервые удалось увидеть бекаса не в воздухе, а спокойно сидящим. Я забыл о чирках. Осторожно перезарядил ружье патронами с мелкой дробью, тщательно прицелился в кулика, выстрелил и попал. Едва рассеялся легкий дымок, как над водой мелькнул другой бекас, за ним — третий. Долгоносики летели с одной стороны, и все опускались на болото. Наверное, они собирались здесь на ночевку. После каждого выстрела уцелевшие бекасы с тревожным криком уносились прочь, но на смену им подлетали другие.
Быстро догорела короткая вечерняя заря. Сумерки спустились над болотом, и охоту пришлось закончить. Выйдя из своего укрытия, я зажег карманный фонарик и стал разыскивать добычу. Два чирка и десять бекасов!
Подошел товарищ.
— Ты здорово стрелял, — сказал он. — Небось много наколотил?
Я показал связку долгоносиков.
— Бекасы! А я-то думал, ты по уткам канонаду открыл.
— Что утки, попробуй бекасов настрелять без собаки.
— Везет же тебе, — не без зависти сказал приятель. — Только вот уж очень маленькие кулички.
— Мал золотник, да дорог. Это, брат, королевская дичь. Раньше бекасов цари да короли ели, а теперь и мы с тобой отведаем.
ЖИВЯ в деревне, раскинувшейся у подножия высокой, покрытой лесом горы, я часто выезжал на соседнее горное озеро, где не было много уток, но с пустыми руками возвращался редко. В одну из таких поездок мне встретился старый рыбак, колхозный сторож дед Никифор. Мы разговорились и, когда я пожаловался на однообразие утиной охоты, он предложил пострелять глухарей.
Надо ли говорить, что его предложение живо заинтересовало меня. Старик рассказал, что на горе есть несколько лиственниц, и к ним часто прилетают глухари. Была как раз та пора, когда хвоя лиственниц уже закисала, то есть желтела. Значит, можно рассчитывать на успех. Сам Никифор идти отказался.
— По горам-то лазить я уж не мастак, — сказал он, — ноги не те стали. А ты молодой, шутя доберешься.
Подробно расспросив, как разыскать лиственницы, я, не откладывая, решил попытать счастья. На поиски лиственниц я потратил времени больше, чем полагал, пока наконец увидел среди сосен и редких берез восемь красивых деревьев с темно-красными узловатыми стволами и плотной корой. Своеобразные тонкие иголки вместо листьев очень напоминали сосновую хвою.
Под деревьями валялись мелкие ветки, помет и перья. Я терпеливо стал дожидаться своего охотничьего счастья. С горы хорошо были видны окрестные озера, несколько деревушек, дым со стороны Кыштыма и даже узкоколейка на Карабаш, по которой в это время шел поезд. Отсюда он казался игрушечным — вагоны не более спичечной коробки.
Был седьмой час утра, и птицы могли прилететь каждую минуту. Выбрав укромное место в кустах неподалеку от лиственниц, я затаился.
Как всегда в таких случаях, время тянулось медленно. Минутная стрелка полностью обошла циферблат и начала второй круг. Я уже стал подумывать, что, пожалуй, именно сегодня глухари не появятся. Но в это время одна из веток на ближней лиственнице качнулась. Бесшумно опустился глухарь. Рядом села копалуха (глухарка), а на соседнее дерево — еще три птицы. Притаились, внимательно осмотрели соседние деревья, один из глухарей несколько раз клюнул пожелтевшую хвою, его примеру последовали другие.
Я долго наблюдал за птицами, потом, вспомнив, зачем сюда пришел, прицелился в ближнего петуха. После выстрела четыре птицы, громко хлопая крыльями, улетели. Пятая осталась под деревом.
