Первая война за иракскую нефть. Месопотамский театр Первой мировой - [70]

В результате к закату британцы не смогли даже вклиниться в оборону неприятеля и оставались практически на тех же позициях, что и утром. Вечером Эйлмеру стали поступать сообщения о подходящих к концу боеприпасах и запасах воды, пополнить которые не представлялось возможным. Новости о потерях также были неутешительные: 9-я бригада потеряла 23 % личного состава, 28-я — 30 %, 36-я — 24 %, а 8-я — 33 %. Общие потери составили почти 3500 человек, из которых 123 — британские офицеры. Османские потери составили около 1200 человек. Поздно вечером 8 марта Эйлмер отдал приказ собрать столько раненых, сколько удастся, и утром начать отступление к Вади по тому же маршруту, каким шли сюда. Сражение было со всей очевидностью проиграно.

Впоследствии будет сломано немало копий в поисках виновника неудачи. Основные стрелы критики полетят в сторону генерала Кимбалла, Горриндж в официальном отчете по итогам сражения прямо обвинит его в «недостатке энергичных и смелых действий»[124]. Исследователи скажут, что именно из-за бездействия Кимбалла в критические утренние часы было безвозвратно упущено наиболее удачное время для легкого захвата вражеских укреплений, и это стало главной причиной поражения. Однако такие обвинения слишком упрощают общую картину. Кимбалл не являлся робким и нерешительным генералом, просто утром 8 марта над ним довлело слишком многое. Он действовал в условиях крайне скудной информации о противнике, скованный жесткими рамками плана вышестоящего командира, вынужденный разбираться с многочисленными организационными и логистическими неурядицами в рамках наспех собранного временного соединения. Кроме того, Кимбалл уже приобрел отрицательный опыт организованных на скорую руку и кое-как проводимых атак в рамках январских наступлений, раз за разом приводящих к крупным потерям при довольно скромных результатах, и испытывал вполне обоснованное желание на этот раз сделать все правильно.

К поражению привел целый комплекс причин, часть которых прямо не зависела от командиров на местах. Невозможность наладить надежную связь, корректировать в режиме реального времени огонь артиллерии и обеспечивать приемлемое время реакции на изменения, происходящие на поле боя, были общим бичом Первой мировой. С этим ни Эйлмер, ни Кимбалл ничего поделать не могли, тем более при тех скромных ресурсах, которыми располагали на отдаленном второстепенном театре военных действий.

Британская армия, находившаяся в Месопотамии, в начале января оказалась в стратегическом тупике, вынужденная наступать в единственно возможном направлении — вдоль Тигра в сторону Кута, не обладая при этом серьезным численным или материальным превосходством, что сильно облегчало задачу противника. От последнего требовалось только всеми силами удерживать линии обороны вдоль реки, реагируя на предсказуемые выпады и нанося неприятелю максимальный урон, а также ожидая, когда окруженные сдадутся сами собой. В этих условиях командование в Месопотамии вынужденно шло на рискованные, на грани авантюры шаги в надежде переломить ситуацию за счет внезапного маневра. План атаки 8 марта был чрезмерно сложен, он изначально нес в себе все будущие зерна поражения, но все же казался единственно возможным для вызволения окруженной 6-й дивизии.

Эйлмер и Горриндж, всеми силами пытаясь привнести порядок в хаос поля боя, из-за жестких приказов оказались столь же бессильны в управлении войсками в резко меняющейся обстановке, как и их коллеги на Западном или Восточном фронтах. Грань между попытками руководить сражением, не имея на то объективных средств, и предоставлением широкой инициативы подчиненным с риском полной утраты контроля слишком истончилась, и командиры британского корпуса, выбрав одну линию поведения, сами обрекали себя на неудачу.

В окруженном Куте с нетерпением ждали результатов сражения. Начиная с семи утра там прекрасно слышали артиллерийскую канонаду и звуки перестрелок, но к вечеру все стихло. В городе для переправы на тот берег навстречу войскам Эйлмера была подготовлена 30-я бригада, а часть артиллерии развернули в сторону правого берега для ее поддержки, но приказ начать переправу так и не поступил. Это стало еще одной темой горячих споров в будущем. Могли ли османы дрогнуть, оказавшись между молотом атак Эйлмера и наковальней высадки Таунсенда? Удалось бы ему оттянуть на себя достаточно вражеских резервов, чтобы позволить Кимбаллу овладеть укреплениями? На эти вопросы не существует однозначных ответов, но нельзя отрицать, что Таунсенд имел причины не лезть на рожон.

У него на протяжении всего дня не было надежной информации о ходе сражения на внешнем фасе окружения. В этих условиях он не мог рисковать своими силами, опасаясь отправить их прямо в мясорубку и попыткой десантироваться лишь ослабить свой гарнизон, который после этого могла раздавить атака противника на город. С начала осады он утратил почти 3000 человек (846 убитых, 1608 раненых, 443 умерших от болезней и 33 дезертира), и не мог себе позволить потерять еще столько же. Кроме того, после трех месяцев осады его солдаты находились совсем не в лучшем физическом и моральном состоянии, чтобы ожидать от них напора и активных действий в неясной обстановке. К тому же Таунсенд опасался, что противник готов к такому шагу, и был совершенно прав. Османы с самого начала осады предполагали возможные действия 6-й дивизии по переправе на правый берег, а за несколько дней до сражения зафиксировали подготовку лодок и барж для высадки. В том, что подобная акция действительно серьезно готовится, они узнали и от нескольких жителей Кута, которые под покровом ночи пересекли реку вплавь и рассказали, что их привлекали к подготовке средств переправы. Суммируя все вышесказанное, сложно было ожидать от командира 6-й дивизии активных действий.