Первая вечерняя звезда - [9]
Читать поручили Сороке, которой и самой хотелось выступить.
Она прополоскала болотной водой клюв, чтобы не запинаться во время чтения, и прочла:
– Ничего, – сказал Бук. – Насколько я понимаю, получилось вполне предостерегающее стихотворение. Оно наверняка должно подействовать на охотников. Я думаю, что мы подождём ловить их в западню, а напишем это стихотворение малиновым соком на дощечке, которую прибьём к самому заметному дереву.
– А если охотники окажутся неграмотными? – спросил Бориска.
– Тогда придётся договориться с экскаватором, – сказал Бук.
– И с трактором, – добавила Сорока.
– Ох! – сказала Машенька, – я так и знала, что глубокая яма сразу не выкопается.
– Конечно, – ответил Бориска. – Всё по-настоящему крепкое и долговечное строится не за один раз. К тому же я не могу больше работать – слишком много заноз засело в моих ладонях… Четыре… Пять… Десять… Двадцать две! – воскликнул он, выковырив последнюю.
ДЕНЬ НАЧИНАЕТ ИДТИ ВНИЗ
Это действительно было так, потому что тени от деревьев поехали в другую сторону, откуда позже приходит ночь.
«Пора возвращаться, – подумал Бориска. – Папа, должно быть, уже пришёл с рыбалки, узнал, что я куда-то делся, и решил, будто со мной случилось несчастье. Наверное, они вместе с мамой сейчас бегают от одних наших знакомых к другим, а потом совсем испугаются и начнут вспоминать, кто и когда утонул».
– Мне пора уходить, – сказал он друзьям.
– Так рано? – удивился Бук. – Но ведь мы не нашли ещё место, где росла рябина с пушистыми цветами.
– Неужели ты не можешь ещё чуть-чуть задержаться? – спросила Сорока.
– Разве ты не в состоянии даже один день прожить самостоятельно? – спросила Машенька. – Мне меньше лет, чем тебе, а я давно живу одна…
– У тебя такие обстоятельства, – сказал Бориска. – А у меня – совсем другие. И ты не упрекала бы меня, если бы знала, как тяжело бывает слушать, когда мама начинает выкрикивать: «Этот непослушный ребёнок сведёт меня в могилу» или: «В нашей семье растёт не мальчишка, а какой-то жестокий эгоист! Он никогда не думает о родителях, всегда только о себе, о себе!» А папа! Он в таких случаях всегда принимает мамину сторону.
«Да, брат, – говорит он и морщится так сильно, точно у него болят все зубы сразу. – Когда я был таким маленьким, как ты, то старался не огорчать родителей».
Я-то, конечно, знаю, что так быть не могло, но виноватому полагается молчать, а не возражать.
«Да, брат, – продолжает папа, – когда мне было четырнадцать лет, я уже работал на заводе, как взрослый, потому что наше время оказалось военным. А у тебя всё готовое, поэтому ты и дуришь».
Друзья молча слушали Бориску. А он продолжал:
– Папа повторяет эти слова так часто, что мне давно хочется пойти работать на завод или уплыть матросом на пароходе. Чтобы не быть эгоистом.
– …Хм… – сказал Бук. – Трудно тебе живётся. Но поскольку ты всё равно уже опоздал, можешь побыть с друзьями лишний час. Тем более, что мы встречаемся не каждый день. И твои родители будут эгоистами, если не поймут такого простого положения дел.
– Они не поймут… – вздохнул Бориска. – Но я, пожалуй, ещё побуду с вами. Бук прав: неизвестно, когда нам снова удастся встретиться…
– Ура! – сказала Сорока. – Мы очень приятно проведём время, и Бориска не будет жалеть о том, что опоздал, даже если ему двадцать раз подряд придётся услышать, что раньше дети были куда лучше, чем сейчас. И обязательно найдём родину рябины и поляну, где ночует солнце.
– За свою жизнь я видел очень много рябин, – сказал Бук. – И все они – с пушистыми цветами. Но Бориска говорит, что его рябина росла на склоне… Это, наверное, за третьим брусничником – в нашем лесу есть только один склон… Сейчас мы пойдём туда. Только вы немного подождёте меня возле скрипящей пихты – я забегу в дупло за часами. Я выменял их у старой вороны на двух дохлых ершей.
И друзья отправились на родину рябины с пушистыми цветами. Впереди шёл знающий дорогу Бук, за ним Бориска, сзади – Машенька. А Сорока то перелетала с дерева на дерево и поджидала друзей, то порхала над ними и стрекотала, стрекотала, стрекотала…
Около скрипящей пихты Бук сказал:
– Пожалуйста, подождите меня одну минутку.
Было бы вернее, если бы он сказал «десять минут», потому что вернулся Бук далеко не сразу.
– Вот! – гордо сказал он, подволакивая часы к Бориске. – Заводи – и они пойдут, как новенькие! Правда, когда мне удалось заполучить их, они уже не чакали. Но ворона клялась своим прадедушкой и своей прабабушкой, что часы в порядке. Да и вообще, много ли стоят два дохлых ерша, которых я нашёл на берегу…
– Бук, – сказал Бориска, поднимая принесённую вещь, – это не часы.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Бук. – Может быть, ты скажешь, что – трактор?
– Нет, не трактор, а компас.
– Что?
– Компас.
– А стрелки? – спросил Бук, ловко вскарабкавшись Бориске на плечо. – Зачем тогда сделаны стрелки?
