Первая спасательная - [23]

- Как бы вместо нас другие их не спасли, - выбивает он дробь зубами.Вот здорово будет, когда их на-гора подымут... Как ты думаешь, Андрее смелый?

Мартинек отдувается под струей воды, трет себе спину.

- Что ты сказал?

- Андрее - смелый парень?

Крепильщик задумался, красивый и сильный, как статуя на фонтане.

- Да, - ответил он наконец. - Дело свое знает. И распоряжаться кто-то должен же, - закончил он несколько уклончиво.

- А что он всюду нос сует... думаешь, это смелость?

- Ради порядка,- рассудительно объясняет Мартинек. - Он должен все измерить, записать и доложить, понимаешь? Он ужасно любит докладывать. Ради этого он в огонь кинется...

- Он ко мне все время придирался, - пожаловался Станда. - Складывай, мол, камни точно в штабель, и уголь отдельно... На что это ему, скажи, пожалуйста...

- Для порядка. Он потом все обмерит и запишет в книжечку: откатчик такой-то, столько-то кубометров породы и столько-то угля.

- Он и об этом должен докладывать?

- Может, и не должен, да Андрее это любит. Понимаешь, я поработать как следует люблю, а он- обмерить, как положено. По мне, и мерить-то не надо: руки у меня сами чувствуют, что вдоволь поработали- и ладно. Молодой великан вытирает полотенцем широкую грудь и удовлетворенно, глубоко издыхает. - Но Андресу всегда кажется, будто мало сделано, а все оттого, что он только свой метр и знает, - и потому злится, почему не больше сделали. Да, работать и мерить - вещи разные. И вдобавок хочется ему когда-нибудь стать десятником участка, а то и штейгером... Ради этого, дружок, он и в пекло полезет. - Крепильщик засмеялся. - А в том штреке, Станда, понимаешь, неважно сегодня было!

- Ты думаешь, что там... что там было так уж опасно?

- Ну, как же, - спокойно ответил крепильщик.Ты еще увидишь. Ханс, Андрее, Адам - все чего-то ждут, по лицу видно.

- Чего же они ждут?

- Не знаю, - ответил Мартинек, вытирая румяное лицо. - Я крепильщик. Что ж, крепь там будет падежная; этот Вагенбауэр-человек умелый... Да ладно, пока мы оттуда выбрались, и то слава богу скажи.

У Станды немного кружится голова - вероятно, после душа.

- Енда, - говорит он в каком-то экстазе, - я хотел бы совершить что-нибудь такое для тех троих. Что-нибудь... великое, понимаешь? Чтобы самому почувствовать,- да, ты делаешь как раз то, что нужно... ведь дело идет о жизни! У меня это вроде как жажда... Как ты думаешь, что я должен делать?

Мартинек понимающе кивает.

- А очень просто: ты должен как следует укладывать камни, ясно?

XII

Первая спасательная кучкой плетется к нарядной- сдавать номерки. Уже ночь, десятый час; на "Кристине" все тихо и темно, лишь кое-где разбросаны огоньки да светятся высокие окна машинного отделения; на горизонте поблескивают зарницы, словом - черная ночь. У окна нарядной стоит навытяжку запальщик Андрее и разговаривает с Хансеном.

Пепек остановился, осененный великолепной идеен.

- Ребята, пошли в трактир! Ну хоть к Малеку.

- А зачем?

- Да раз уж мы теперь одна команда... Не мешало бы отметить.

- Мало чего тебе захотелось, - сонным голосом говорит крепильщик. Меня дома ужин ждет, да и спать охота.

- Так после ужина приходи, - великодушно снизошел Пепек. - Матула пойдет, Станда и дедка тоже...

- Куда это? - не поняв, переспросил Суханек.

- В трактир собираемся всей командой.

- А, ну да, ну да, - согласился обрадованный дед. - Всей командой, правильно.

От окошечка нарядной отошел десятник Андрее.

- Значит, завтра, - сдержанно сказал он. - Завчра в пять часов дня... надо бы снова заступать.

- Само собой, - ответил крепильщик Мартииек. - Мы придем. - И он бросил свой номерок в окошечко нарядной. - Договорились!

- Как там дела? - спросил сторож.

- А вы загляните туда, - проворчал Пепек, - со смеху лопнете, пожалуй... Ну, пошли, пошли!

Перед решетчатыми воротами на улице стоят в ожидании несколько женских фигур. Одна кидается навстречу.

- Пепек! - отрывисто вздыхает она. - Это ты? Слава богу!

- Ладно, ладно!-огрызается Пепек. - Ступай домой, я приду... Чтоб тебя черти взяли, - добавляет он про себя и злобно дергает головой, точно ему тесен ворот. - Отвяжись!

Худая женская фигура молча подходит к запальщику Андресу.

- Ну как? - бросает тот мимоходом. - Ничего? А дети? Пойдем.

И он зашагал так быстро, что женщина еле поспевает, хотя она на голову выше его.

Третья - Мария; она стоит неподвижно, прижимая скрещенные руки к груди, и смотрит перед собой непривычно широко раскрьиыми глазами. Адам бредет в замешательстве.

- Марженка, ты? - вырывается у него. - Зачем ты... не нужно было...

Мария молчит и все так же странно глядит на Адама.

- Вот видишь, - смущенно бормочет Адам, отводя глаза. - Ничего страшного не случилось.

Из ворот, вприпрыжку, как мальчик, выходит Хансен; и навстречу ему быстро шагает четвертая прямая фигура в длинном палы о. Госпожа Хансен, высокая шведка. "Сейчас на шею ему кинется", думает Станда, не зная куда девать глаза. Но госпожа Хансен протягивает Хансену руку и говорит что-то, будто ничего не произошло. Ханс улыбнулся, кивнул головой и взял жену под руку; потом они подравнивают шаг и идут, разговаривая как ни в чем не бывало, точно спешат на теннис или еще куда-нибудь...