Первая мировая война. Катастрофа 1914 года - [11]

Все это произошло за короткие 13–14 лет. Политик и социолог Чарльз Мастерман в 1909 году размышлял о том, «расцветет ли цивилизация пышным цветом… или осыплется увядшими листьями и поблекшим золотом… ждут ли нас новые потрясения и беспорядки или перед нами вдруг распахнутся врата в невообразимое блаженство»{19}. Австрийский писатель Карл фон Ланг писал в начале 1914 года: «Что-то надвигается, но, когда оно начнется, предсказать невозможно. Быть может, нас ждут еще несколько мирных лет, однако с такой же вероятностью гром может грянуть уже сегодня»{20}.

Стоит ли удивляться, что чопорным государственным мужам Европы нелегко было приспособиться к требованиям так стремительно наступившей новой эпохи, к возросшим скоростям средств сообщения, изменившим уклад общества, а также к увеличению поражающей силы военного арсенала, осознаваемому лишь немногими. Дворцовая дипломатия и коронованные волей слепой судьбы особы пасовали перед задачами века моторов и электричества. Как писал в 1930 году Уинстон Черчилль: «Почти все, что меня приучили считать незыблемым и постоянным, рухнуло. Все, что я привык считать невозможным, сбылось»{21}.

С 1815 по 1870 год Россия, Пруссия, Австрия и Франция обладали примерно одинаковым весом на мировой арене, и все они отставали от Британии. Затем вперед вырвалась новая Германия, завоевав статус самого успешного из государств континентальной Европы. Она лидировала почти в каждой промышленной отрасли – от фармацевтики до автомобильных технологий, а также выступала первопроходцем в социальной сфере – страхование здоровья и пенсионные программы. Некоторые британские ура-патриоты по-прежнему полагали, будто многочисленные колонии гарантируют их маленькой стране верхнюю ступень мировой иерархии, однако объективные оценки экономистов отводили Британии в области производства и торговли лишь третье место после Америки и Германии, отдавая четвертое Франции. Все крупные державы стремились умножить свои территориальные владения и мощь. Существующее положение дел устраивало лишь Британию и Францию, успевших удовлетворить свои имперские амбиции.

Остальные негодовали. В мае 1912 года британский военный атташе в Берлине подполковник Алик Рассел с тревогой отмечал зреющее недовольство. «В душе немцев, – писал он, – закипает обида за подмоченную репутацию армии фатерланда, раздражение на французскую заносчивость и явная неприязнь к нам». В результате «возникают настроения, способные в тот момент, когда будет решаться вопрос – мир или война, склонить чашу весов в определенную сторону»{22}. Озабоченность Рассела нестабильностью Германии, иногда доходящей до истерии, прослеживалась во всех его донесениях и за следующие два года только усилилась.

И все же, вопреки опасениям соседей, далеко не все немцы были настроены воинственно. Страна стояла на пороге конституционного кризиса. Преобладающая в рейхстаге социал-демократическая партия (в Германии социалистическое движение было самым развитым в мире) решительно выступала против войны. В начале 1914 года британский военно-морской атташе удивлялся низкой посещаемости заседаний по военно-морским проблемам в рейхстаге – набиралось всего 20–50 депутатов, да и те во время выступлений отвлекались и шушукались о своем{23}. Рабочий класс был бесконечно далек от правительства, состоящего из консервативных министров, назначаемых в соответствии с личными симпатиями кайзера.

Тем не менее, пусть Германия уже и не являлась абсолютистским государством по российской модели, ее устройство напоминало скорее военизированную автократию, нежели демократию. Самым мощным ее институтом была армия, и ее коронованный руководитель любил окружать себя военными. На 18 октября 1913 года кайзер Вильгельм II назначил пышные торжества в честь столетия победы над Бонапартом в «Битве народов» при Лейпциге. Вдохновленные императорским примером, крупные магазины отвели обширные торговые площади под юбилейные диорамы. Прилавки заполонила продукция с милитаристской символикой. Губная гармоника Wandervogel – в честь одноименного австро-немецкого молодежного движения – продавалась в упаковке военно-почтовой службы. На самом инструменте была выгравирована надпись «Durch Kampf zum Sieg» – «Через битву к победе!»{24}. Гертруда Шадла, 27-летняя учительница из небольшого городка под Бременом, в своей дневниковой записи за май 1914 года описывала благотворительное мероприятие по сбору средств в пользу Красного Креста: «Это касается меня в полной мере – да и как иначе, если у меня трое братьев призывного возраста? И потом, из биографии Флоренс Найтингейл я узнала, насколько важна его деятельность, а из интереснейшей книги Пауля Рорбаха “Мировая политика Германии” – о том, насколько серьезна и неистребима нависшая над нами угроза войны».

Империя, которая при Вильгельме II объединилась и достигла огромной экономической мощи, по-прежнему испытывала чувство незащищенности, которое олицетворял и сам кайзер. Не отличаясь особой кровожадностью, он имел, скорее, склонность к позерству, бряцанию оружием и жажде ратных побед – представьте себе облаченного в военный мундир Жаба из «Ветра в ивах» Кеннета Грэма