Первая мировая. Брусиловский прорыв - [4]
Однако общий размах исследований был куда меньше, чем можно было ожидать от наших превосходных тогда военных историков. Причины тут кроются в общем неблагоприятном положении и тогдашней исторической науки. Виднейшие идеологи 20-х годов Н. Бухарин, Г. Зиновьев, Л. Троцкий и другие придерживались открыто русофобских взглядов в оценке истории и культуры нашей родины. К сожалению, их взгляды оказали сильное влияние на молодое советское общество, хотя и находились в вопиющем противоречии с ленинскими сценками на этот счёт.
Определённую дань русофобии отдал, нельзя не признать, крупнейший историк того времени М. Н. Покровский. Ученик В. О. Ключевского, талантливый учёный и публицист, он сделал немало для становления советской исторической науки, но его общие оценки российской истории в двадцатых годах были не только ошибочными, но и вредными. Покровский написал несколько работ по истории первой мировой войны. В них содержатся ценные материалы и интересные суждения, однако главнейшие выводы делались Покровским не из объективного анализа, а из предвзятых суждений. Не видя в российской истории ничего светлого, он и войну оценивал в этом же примитивном ключе. Он провозгласил, что «виновником войны» была Россия (см. итоговый сборник его трудов «Империалистическая война». М., 1928).
В ту пору Покровский являлся фактически руководителем советской исторической науки. Его выводы разносились по всей стране во множестве статеек и брошюрок его бесчисленными «учениками» (когда карьера «учителя» в конце его жизни поколебалась, они же стали его поносить громче всех...). В этих условиях издавать объективные работы по истории мировой войны было не только трудно, но и чревато последствиями. В конце 20-х годов виднейший учёный академик Е. В. Тарле высказал верную мысль (в полном, кстати, соответствии с Лениным): германский блок и Антанта равно виноваты в развязывании войны. Какой гвалт разразился! Тогдашний ученик Покровского Рубинштейн печатно обвинил почтенного академика в «ярой защите англо-французского империализма». Страшное обвинение по тем временам; заниматься данной темой всерьёз стало действительно опасно.
Но времена менялись. К середине 30-х стало очевидно, что на западных и на дальневосточных границах родины сгущается грозная военная опасность. От тех врагов милости ожидать не приходилось, выбор оставался один: готовить страну к суровой обороне. И тогда вспомнили о Ледовом побоище и обороне Севастополя, про героев Бородина и Порт-Артура. Однако имелся и другой боевой опыт, сравнительно недавний, сопоставимый с современностью, а потому особенно ценный — наследие минувшей мировой войны. Насущные жизненные задачи, как обычно, подправили умозрительные теории, даже самые грозно-решительные из них...
С середины 30-х и вплоть до июня 41-го вышел целый ряд первоклассных, объективных исследований по истории первой мировой войны. Изучались, и углублённо, все театры военных действий и опыт всех стран-участниц, но особенно опыт русской армии. Рассматривались отдельные операции и сражения, действия различных родов войск и видов оружия, война на море и в воздухе. Добротных книг появилось много, но итоговой, обобщающей работой, побравшей в себя основные достижения той поры, стала трёхтомная монография Зайончковского, вышедшая последним изданием в 1938—1939 годах. Там значительно углублялся и расширялся фактический материал и выводы прежних работ того же автора. Нет сомнений, что тогдашняя военно-историческая литература по истории первой мировой войны выполнила не только свою научную задачу — объективный показ прошлого, но и огромную задачу гражданскую: готовила народ к грядущим испытаниям. Опыт первой мировой, освоенный трудами наших историков, тщательно изучался в военных училищах накануне и уже в ходе Великой Отечественной.
Сразу после войны и в 50-х годах достижения в развитии данной темы оказались невелики, сказались общие неблагоприятные условия для развития гуманитарных наук той поры. Однако уже в шестидесятые годы появился новый цикл серьёзных исторических работ. Отчасти толчком послужило тут 50-летие первой мировой войны, но главным, конечно, стало улучшение всей научно-издательской работы в стране. Среди прочих отметим солидные исследования Д. Вержховского и В. Ляхова, которые как бы подвели итог всей деятельности того периода в историографии.
С тех пор и в течение всех семидесятых началась серьёзная полемика со многими историками Запада (а также некоторыми последователями крикливых публицистов времён Покровского) о роли и значении русского фронта в общем ходе той войны. Вопрос в высшей степени серьёзен. Недооценка военного опыта России и её военачальников издавна стала общим местом для определённых западных авторов. Первая мировая не исключение.
