Первая министерская - [6]
— Андрюша, пойдем за девчатами, — предложил Ливанов.
— Володьку захватим. Стоит, неуютный, у самого выхода.
Володька Черный, высокий, грузный парень, подошел на зов, и гимназисты двинулись к главной улице.
На Дворянской сверкали большими керосиновыми «молниями» и первыми электрическими лампочками витрины магазинов, убранные с провинциальным шиком. Бутылки рядами и батареями, конфеты в раскрытых фанерных ящиках, стеклянноглазые куклы, пароходы и клоуны, пирожные и торты, колбасы всех сортов, штуки сукна и ситца — все это глядело из окон двух — и трехэтажных домов, украшавших лучшую улицу города. По тротуарам, сложенным из кирпичей и осененным лапчатыми ветвями лип и серебристых тополей, ходила взад и вперед, лениво шаркая подошвами, толпа молодежи.
Гимназисты дошли до конца торгового квартала, единственного освещенного во всем городе. Андрей зевнул и заявил:
— Пойдем, ребята. Надоело печатать.
— Подожди, Андрюшенька. Еще разочек туда и сюда, — просил Володька. — Люблю по Дворянской потолкаться.
— Развлечение для дураков! — отрезал Андрей.
— Чудаки вы, ребята! Тут же народ топчется. Посмотреть приятно.
— Сам чудак. Дом у тебя — дворец, сад у тебя королевский. А тут пыль, толкучка.
— Надоели мне и дом и сад, — играя носком ботинка и явно рисуясь, сказал Володька. — Ну, черт с вами. Не хотите, так пойдем.
И они вступили в темную улицу, где ночью можно было без чужой помощи свернуть шею в выбоинах тротуаров, в ямах щербатой мостовой.
— Ребята! Знаете что? — сказал Ливанов. — Пойдем к Ваське Котельникову.
— Верно! — сказал Володька. — Интересно, дождался он новых штанов или нет.
— Ну, ты про штаны оставь, скучно и непотребно.
— Да я ничего, ребята, а только смешно.
Гимназическая квартира, на которой поселился Котельников, была недалеко. Двенадцать простых железных кроватей стояли у стен трех небольших комнат анфиладой. Необходимость экономии изгнала отсюда начисто мебель, обои, цветы и прочие излюбленные в провинции украшения. На середине всех трех комнат стояли большие столы, обитые клеенкой. У столов и по углам — побывавшие в боях, все в чернилах, кляксах и царапинах венские стулья.
Василий сидел у стола и читал книжку. Он радостно поднялся навстречу товарищам.
— Ты когда же придешь в гимназию? — спросил Андрей.
— В понедельник буду. — И после короткой паузы добавил: — И штаны новые пошил.
— А почему ты в церкви не был?
— Опять конфуз получился. Надел я новый костюм и пришел в церковь, а инспектор меня завернул домой. Говорит — без мундира в церковь нельзя. А где я мундир достану?
— А где штаны взял, там и мундир найди.
— Как раз!.. На штаны я квартирные деньги истратил. А мундир, наверное, рублей двадцать стоит.
— И за тридцать не сделаешь, — сказал Володька.
— Ну, это ты не сделаешь, — возразил Ливанов. — Тебе ведь на белой подкладке надо.
— А разве не красиво?
— Не знаю. Вид дурацкий…
— Ты не говори, девчата любят…
— Ну уж, какая тут белая подкладка!
— Что ж ты будешь делать?
— Инспектор велел подать заявление на имя господина директора. Если он разрешит, могу в куртке ходить.
— Дурацкая история! Не все ли равно, в чем человек ходит. Лишь бы голова на плечах была, а не капуста, — сказал Андрей.
— А вот мой папаша почтеннейший, — усмехнулся Ливанов, — когда у него спросишь деньги на новые сапоги, говорит, что «одежда — сие тлен», а в других случаях утверждает, что человека по одежде встречают.
— Выходит, гимназия не для меня? — спросил Василий и при этом покраснел.
— Это мой папа так говорит. Я, брат, его не очень уважаю, но, увы, родителя не выбирал.
— Да ты не думай, что меня это может смутить. Учиться буду, остальное чепуха.
Голос Василия звучал уверенно, брови сошлись, серые глаза глядели ровно, не мигая.
Хрипло, с надрывом задребезжал в коридоре разбитый звонок, и вся квартира вдруг пришла в движение. По комнатам с лорнетом в руках проплыла полная седая дама. Быстрым взором она оглядела присутствующих. Мальчик младшего класса, лежавший на кровати, положив ноги на железную спинку, вскочил и принялся одергивать куцую суконную курточку.
— Педеля [3] черт принес, — сообразил Ливанов.
— Ну что ж… Еще девяти нет.
— Без четверти, — посмотрел на часы Володька.
В комнату уже входил невысокий человек в мундире министерства народного просвещения. Лицо, испещренное синими жилками, какие бывают у алкоголиков, маленькое и невыразительное. Черные седеющие волосы были зализаны на висках. Большие очки с темными стеклами сидели как маска, и улыбка казалась гримасой. Истинное настроение, которое выражали глаза педеля, оставалось тайной.
Это был старший надзиратель гимназии и одновременно регент хора. Никто не знал, сколько уже лет он служит верой и правдой многочисленным директорам горбатовской гимназии. Это была ходячая традиция, архив воспоминаний. Он был одновременно гонителем всех живых, веселых ребят и трубадуром отучившихся героических поколений. В его рассказах какие-то давно ушедшие из гимназических стен Терещенки, Кривенки, Ковалевы и другие герои местных гимназических мифов казались необыкновенными существами, перед которыми нынешнее поколение не больше чем пигмеи, достойные жалости и снисходительной улыбки из-под очков.
Из предисловия: В его очерках и рассказах, появившихся во второй половине двадцатых годов, он писал не о войне и революционных событиях, а о своих путешествиях: в 1924 году Лебеденко объехал вокруг Европы на пароходе «Франц Меринг», в 1925 году участвовал в знаменитом перелете Москва — Пекин, в 1926 году летал на дирижабле «Норвегия» из Ленинграда на Шпицберген. Что говорить! Читать описания этих путешествий было очень интересно; чувствовалось, что автор очерков — большевик, талантливый человек, но все же главное — то, что составляло суть жизненного опыта Лебеденко, — оставалось еще не рассказанным.
Много ярких, впечатляющих романов и повестей написано о первых днях Октябрьской революции. Темой замечательных произведений стали годы гражданской войны. Писатель показывает восемнадцатый год, когда по всему простору бывшей царской России шла то открытая, то приглушенная борьба двух начал, которая, в конце концов, вылилась в гражданскую войну.Еще ничего не слышно о Юдениче и Деникине. Еще не начал свой кровавый поход Колчак. Еще только по окраинам идут первые схватки белых с красными. Но все накалено, все пропитано ненавистью.
"Я жил под впечатлением каменного мешка, железных стуков, которые казались мне зловещими, жутких нацарапанных на столе и стенах надписей былых обитателей камеры № 13, сумасшедших визгов и истерических криков, раздававшихся в верх-них и нижних камерах, щелчков глазка, не затихавших ни днем, ни ночью, безмолвия обслуги и охраны…" Так вспоминал в 1962 году писатель Александр Гервасьевич Лебеденко (1892–1975) свои впечатления от первых пяти дней пребывания в одиночной камере тюрьмы Большого Дома (здание Ленинградского управления НКВД)
Александр Гервасьевич Лебеденко вошел в литературу в двадцатые годы. Читатели знали его тогда главным образом как публициста, часто выступающего на страницах ленинградских газет и журнала «Вокруг света» по вопросам международной политики. Юным читателям он был известен по книжкам, в которых увлекательно рассказывал о своих зарубежных путешествиях.Как корреспондент «Ленинградской правды» Лебеденко совершил плавание на корабле «Франц Меринг» вокруг Европы. Участвовал в беспримерном для тех лет перелете по маршруту Москва — Монголия — Пекин.
В повести «Первая министерская» писатель вспоминает дореволюционные годы, отрочество и юность того поколения, лучшие представители которого в 1917 году (а иные и до того) связали свою судьбу с судьбой трудового народа, с Октябрьской революцией. Убедительно и достоверно даны юноши, только еще начинающие понимать, что так жить нельзя, вступающие в первые столкновения с властями.
В романе воссоздаются события того времени, когда, по определению великого русского поэта А.Блока, в России назревали «неслыханные перемены, невиданные мятежи». Рукой большого мастера в книге изображен путь страны к революции. В романе много картин подлинно эпического звучания: массовые солдатские митинги на фронте, запруженная восставшими рабочими Выборгская сторона, предштурмовые часы у Зимнего, Штаб революции — Смольный.На страницах «Тяжелого дивизиона» талантливо показан распад царской армии, гибель великой империи Романовых, могучая сила восставшего народа.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.