Первая любовь - [2]

Это он дал мне понять как-то в полдень, проходя, смеясь, возле склада у лавки по продаже удобрений. Там на улочке стоял небольшой автомобиль, который я ранее уже где-то видел. Из-за приоткрытой двери долетал приглушенный многоголосый шум и чей-то уверенный смех, доминирующий над всеми голосами, за которым следовал другой, более глухой. Вокруг стоял жуткий запах серы и удобрений. Нино подался вперед и сказал мне: — Он сейчас выйдет. — Вышел старик-поденщик, который узнал нас и дружески подмигнул нам. Затем он распахнул дверь и крикнул: — Кидай.

Тут же полетел из лавки туго набитый мешок, который старик ловко подхватил на лету и положил в автомобиль. Затем последовали другие мешки.

— А ну-ка помоги нам, синьорино, — попросил рабочий, выставив на показ свои дёсна. Нино прошмыгнул в дверь и исчез. Я остался у машины, пытаясь разглядеть тени, которые двигались там внутри.

Когда машина была почти нагружена, и я принялся помогать старику, приводить в порядок мешки, уложенные в автомобиле, на пороге лавки появился какой-то кудрявый мужчина, с платочком, повязанным на шее, в штанах, с красным ремнем и в сапогах. Рукава рубахи у него были засучены, а его тело занимало почти всю дверь. Нино едва доходил ему до локтя.

Бодрым голосом он спросил у меня и у Нино: — Никак вы друзья, а? — Подмигнув мне, он взял меня за руку. Между тем, я пытался высвободиться. Он раза два-три согнул с силой мне руку в локте и заметил: — Нино, смотри, не вздумай драться с ним, он сильнее тебя. — Затем он выпрямился, посмотрел вокруг и спросил: — Ну, что, готово?

Вытащил сигарету и закурил. После чего запрыгнул в машину, сказал нам: „Привет!“ — и уехал.

В тот вечер Нино был в ударе и разговаривал со мной с особым воодушевлением. Он не мог спокойно усидеть на заборе, куда мы забрались, и глаза его были необычно спокойны. От моих расспросов он весь так и сиял.

Бруно, с которым меня познакомил Нино, работал шофёром и был его самым большим другом. В день их приезда на отдых в деревню, он приезжал за ними на станцию и на протяжении всей дороги, ведущей к вилле, и, кружившей вокруг холмов, он говорил практически только с ним, объясняя ему каждую мелочь, и, отвечая в самой краткой форме на вопросы его матери и сестёр. И даже сейчас он, нет да нет, а периодически спрашивал у него, как поживают его сёстры-коровки, понимая под коровками „глупые как коровы“. Одна лишь только вещь занимала Бруно в сёстрах: американские сигареты, которые он просил Нино приносить ему при каждом удобном случае, причем, обязательно с коробкой, так как самый большой эффект на людях производила именно сама коробка.

Нино в тот вечер говорил обо всём; о домашней ванне, запах которой был приятнее запаха лугов, и, в которую ему хотелось как-нибудь сводить Бруно, чтобы тот смог смыть свой дурной запах взрослого мужчины, хотя и весьма опрятного в жизни. Но особенно ему хотелось как-нибудь отправиться с Бруно и со мною на машине в путешествие по деревням, раскинувшимся на холмах, развлекаясь и обучаясь вождению машиной.

Бруно уже пообещал ему это, но все не представлялось подходящего случая. Бруно нравилось подтрунивать над всеми, и, в частности, он развлекался тем, что говорил каждый раз Нино, что все те ребята, с которыми он дружил, были сильнее его. В результате, всё закончилось тем, что Нино как-то неожиданно ущипнул меня, да так сильно, что содрал мне кожу, и тут же отпрыгнул назад. — „А, вот, давай посмотрим, правда ли, что ты сильнее меня!“ — крикнул он со злостью и поднял с земли камень.

„Почему ты так поступаешь?“ — спросил бы я у Нино, если бы это был один из тех моментов, когда мы, перед тем, как расстаться, останавливались в молчании у забора виллы. Но даже и в этом случае, он вряд ли смог объяснить мне причину своего поступка. Я совершенно не понимал, какая нужда была у Нино прерывать столь приятную беседу, и всего лишь для того, чтобы сказать мне какую-нибудь гадость. Хотя я и не мылся в такой прекрасной ванне, как это делал он, но мне все равно было как-то неприятно, что я был сильнее его. — „Он всегда говорит всем, что они сильнее меня“, — сказал Нино, отбросив камень в сторону, и, приближаясь ко мне с плутовским выражением на лице.

Я не решился ответить ему такой же улыбкой.

— И тебе тоже нравится Бруно, а? — продолжил Нино. — Будь осторожен! Имей в виду, что ему нравятся эти коровки. То есть мои сестры.

— Все сразу? — удивился я.

— Да, все, — спокойно ответил Нино.

— Но ведь мужчины выбирают себе только одну, — возразил я.

— Какой же ты глупый», — сказал Нино. — Он может на них вовсе и не жениться.

— Но разве ты не говорил, что он всю дорогу разговаривал только с тобой?

— Это оттого, что они не знают, что и ответить ему. Ведь они глупые.

Я вернулся домой в подавленном состоянии духа, и мне было стыдно не только от вида усов моего отца, но и от клеенки, на которой мы ужинали, и, которая была перепачкана вином. Моя сестрица все время пронзительно кричала. Я никогда ранее не путешествовал на машине, и уже предвкушал, насколько было бы прекрасно отправиться на ней с Нино и Бруно. Но то, что сёстры Нино были глупые, а он — таким хитрый и умным, меня оскорбляло. К счастью, я ему не признался, что однажды ночью они даже приснились мне во сне.