Первая любовь - [11]

Ждать пришлось довольно долго. Но и потом вместо двери открылось окно на втором этаже.

— Иду, иду! — донеслось оттуда. Голос был женский.

Подняв взгляд, Бекки увидела чью-то кудрявую голову. Разглядеть лицо против солнца было трудно.

— Здравствуйте, я Бекки Блейс, художник. У меня назначена встреча с Айрин Хорнби.

— Да-да… — донеслось сверху. — Уже спускаюсь…

Прошло еще минут десять — как показалось Бекки, а на самом деле, наверное, минуты три, — прежде чем наконец щелкнул замок и дверь отворилась. На пороге появилась миловидная женщина, возраст которой, судя по всему, давненько перевалил за пятьдесят и приближался к шестидесяти. На ней было длинное шелковое платье цвета предгрозового моря, с роскошной белой пелериной из кружев ручной работы. Кроме того, в руках дамы находился ворох той же ткани, из которой было сшито платье.

— Вот и я! — бодро произнесла она. — Простите, что заставила ждать. Горничная уже ушла, а мне очень непривычно передвигаться в новом платье. Этот хвост то и дело попадает под ноги!

Она тряхнула ворохом шелка, и Бекки вдруг сообразила, что это не просто ткань, а шлейф. Очевидно, ради удобства передвижения дама подняла его с пола.

Ну и ну! Бекки еще никогда не доводилось видеть кого-то в платье со шлейфом, разве что в кино.

— Прошу! — сказала дама, отступая в сторонку. — Входите, дорогая моя. Айрин Хорнби — это я.

— Очень приятно, — пробормотала Бекки, переступая порог.

Она оказалась в холле, одна стена которого была сплошь зеркальной, а пол выложен плиткой из натурального мрамора.

— Как, вы с пустыми руками? — раздалось вдруг за спиной.

Слегка нахмурившись, Бекки обернулась.

— Простите?

Айрин Хорнби тронула висок.

— Ох, кажется, я неправильно выразилась. Просто мне казалось, что вы должны приехать с… э-э… мольбертом и этой… как ее… ну, на чем краски смешивают.

— С палитрой. — Сообразив, в чем дело, Бекки улыбнулась. — Вероятно, вы думали, что я прямо сегодня начну писать портрет.

Айрин Хорнби перекинула шлейф через согнутую руку — так некоторые дамы носят сумочки.

— А разве нет?

— Что вы! Скачала мне нужно посмотреть на вас, потом выбрать место с подходящим освещением, создать антураж… Словом, проработать детали. Кроме того, я не прочь узнать, где вы предполагаете повесить портрет.

— А! Он предназначен для… — Принявшись отвечать, Айрин Хорнби вдруг спохватилась: — Ох, что же я… Это вы сбили меня с толку! Я даже забыла пригласить вас в гостиную, начала разговор прямо здесь. — Сделав свободной рукой элегантный жест, она любезным тоном произнесла: — Прошу вас, пройдемте.

— Благодарю, — спокойно ответила Бекки. Ей было не привыкать к причудам и странностям клиентов.

Четвертью часа позже, сидя в удобном кресле с чашкой кофе — по словам Айрин Хорнби, приготовленного прислугой заранее, так что его осталось лишь немного подогреть, — Бекки изучала объект применения своего изобразительного таланта. Иными словами, рассматривала собеседницу.

— Так вы начали рассказывать, куда собираетесь повесить свой будущий портрет, — напомнила она.

— А! Он предназначается для дома моего отца.

— Ясно… — Несколько мгновений Бекки молчала, переваривая информацию, затем спросила: — А что это за дом?

Айрин Хорнби махнула рукой куда-то налево.

— О, это поместье в Западном Сассексе. Дом старый, но очень уютный. — Она улыбнулась. — Родовое гнездо, знаете ли.

— Вот оно что… — протянула Беки, для которой ситуация начала понемногу проясняться. Во всяком случае, она догадалась, откуда проистекает желание миссис Хорнби обзавестись собственным изображением. — Полагаю, в доме вашего отца есть и другие портреты.

Айрин Хорнби кивнула.

— Угадали. Род наш древний, берет начало в пятнадцатом веке. И каждый предок старался оставить свой портрет. Так что за минувшие столетия их немало собралось.

— Значит, насколько я понимаю, картина, которую я напишу, будет висеть среди портретов ваших родственников?

— Совершенно верно, рядом с изображением моей матери.

— В роскошной раме, — не столько спросила, сколько констатировала Бекки.

— Скорее всего, — согласилась Айрин Хорнби. — Мой отец наверняка захочет, чтобы ваша работа имела достойное обрамление.

И соответствовала общему стилю, мысленно добавила Бекки.

— Что ж, теперь понимаю, почему речь идет о кабинетном варианте, — пробормотала она, обращаясь скорее к себе самой, чем к Айрин Хорнби.

— Простите?

Бекки улыбнулась собеседнице.

— Понимаете, миссис Хорнби…

Та отмахнулась от подобного обращения:

— О, просто Айрин.

— Желание клиентки закон, — сказала на это Бекки, хотя на самом деле ей было немного неловко называть просто по имени человека почти в три раза старше нее. — Так вот, понимаете, Айрин, когда неделю назад ваш сын разговаривал со мной по телефону, он упомянул о том, что портрет должен быть выдержан в кабинетном стиле, но с некоторым оттенком романтики.

— Все верно, именно такой портрет я и хочу. — Айрин машинально поправила кружевную пелерину. — Жаль только, что напрасно наряжалась. Думала, вы сразу начнете меня рисовать.

Бекки качнула головой.

— Сожалею, но сразу не получится. Сначала нужно все хорошенько продумать.

— А я так старалась: одевалась, причесывалась, наносила макияж… — Айрин скользнула по себе взглядом. — Это платье я заказала специально для портрета. Оно красивое, но очень неудобное, в нем так трудно ходить, что вряд ли я когда-нибудь использую его для какого-нибудь другого случая. — Она вздохнула. — Если бы Джилл предупредил меня, что в первый день ты, детка, не станешь рисовать, я не тратила бы столько времени на приготовления…