Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон - [104]

— О да, он вернул ее, — сказал Роберт Хейс, — и послал вместе с ней письмо, выражающее чувства по поводу несчастья, постигшего отважных британских солдат, павших на поле боя.

— Теперь его победа полная, — прошептала Рейчэл сама себе, от радости у нее защемило сердце, — над англичанами… и над собой.

После паузы Джонни сказал:

— Возможно, Эндрю вскоре будет дома? Быть может, тебе не стоит завтра утром выезжать в Новый Орлеан?

— Я поеду! — объявила она с твердостью, которая пресекла дальнейшую дискуссию. Она повернулась к зятю:

— Но случившееся изменило одно дело. Если война на самом деле окончилась, Эндрю захочет иметь дом, в который можно вернуться. Не подписывай документы по Эрмитажу, когда они придут из Филадельфии.

Они ели и пили, рассказывали семейные анекдоты, в то время как зимнее солнце неспешно двигалось к горизонту. Потом отправились в Нашвилл, к причалу. Ледяной ветер гнал по реке белесые волны. Рейчэл твердо взяла за руку Эндрю-младшего и пошла с ним по сходням. На середине сходен она вдруг остановилась и стояла, склонив голову. Время и годы как бы перестали для нее существовать: она была вновь молодой, всего двадцать три года, ее брат Сэмюэл привез ее к этому причалу, чтобы посадить на плоскодонку полковника Старка, отплывающую в Натчез. Не двигаясь, не слыша прощальных слов членов своей семьи, мысленно она представляла, как из лодки поднялся высокий рыжий двадцатитрехлетний Эндрю Джэксон, взял ее сумку и приветствовал на борту. Какое напряженное, волнующее путешествие было тогда! Но в доме Тома Грина Эндрю ей сказал, привезя сообщение о ее разводе и возможности вступить в брак:

— Наша любовь будет крепостью.

Она повернулась, чтобы в последний раз попрощаться с членами семьи на берегу, а потом продолжала спуск к лодке.

Их любовь оказалась крепостью.

Книга шестая

/1/

Рейчэл сидела в вымощенном голубыми плитами дворике, утренний воздух был напоен ароматом южноафриканского жасмина и мирта. Столик для завтрака стоял рядом с живописными клумбами и журчащим фонтаном. Подняв голову, она осмотрела изящные витые лестницы, берущие начало во дворике и доходящие до крыши, и балконы с оградой из кованого железа на втором и третьем этажах здания. Во дворик вошли две служанки в ситцевых платьях, их головы были повязаны яркими мадрасскими платками и заколоты высокими гребнями. Они несли свежие рогалики и кофе. Снаружи из-за металлической ограды с заостренными верхними концами доносились крики уличных торговцев:

— Прекрасная смоква! А вот маленькие тыквы! Совсем горячие!

Для Рейчэл это был первый большой город и по сути дела иностранный. «Филадельфия или Нью-Йорк, — думала она, — показались бы менее чужими». Вся культура, начиная с крошечных кексов к кофе в одиннадцать часов и кончая представлением в Орлеанском театре, была французской. Ее поражала не только экзотика Нового Орлеана, но и богатая тропическая растительность, столь необычная по сравнению со скудной холмистой природой Кумберленда.

Доктор Керр служил у Эндрю военным хирургом. Он любезно предоставил свой дом и персонал в распоряжение четы Джэксон. За столиком напротив Рейчэл сидел тридцатилетний майор Джон Рейд — секретарь Эндрю с начала войны против племени крик. Рейд был красивым парнем с копной черных кудрей, ниспадавших на лоб, с густыми бакенбардами и темными бровями, одна бровь резко задиралась вверх подобно восклицательному знаку. Он выглядел немного более худым, чем тогда, когда Рейчэл видела его в последний раз в Эрмитаже.

— Нечему удивляться, — ответил он слабым голосом. — Генерал не давал мне спать по ночам и заставлял каждую ночь писать сотни депеш.

Эндрю быстро спустился по наружной лестнице.

— Доброе утро, моя дорогая, — сказал он, положив руку на ее плечо. — Впервые я не проснулся в пять часов утра, с тех пор как уехал из дома.

— Ты должен был бы держать меня около себя все это время, — ответила она с улыбкой, передающей ее любовь и внутреннюю теплоту. — В таком случае и майор Рейд мог бы немного поспать, вместо того чтобы писать ночи напролет твои письма.

Эндрю рассмеялся. Он опустился в кресло около нее, когда майор Рейд извинился и ушел. Рейчэл налила Эндрю чашку кофе. Солнце светило им в лицо, и они держались за руки под столом. Рейчэл прошептала:

— Новый Орлеан может быть плохим местом для ведения войны, но несомненно хорошее место для любви.

— Я помню, как ты говорила, что любое место годится для любви.

— Эта страна возвращает меня к нашему медовому месяцу в Байю-Пьер. Помнишь, как Том Грин предлагал нам остаться?

Он наклонился над столиком и прикоснулся своей щекой к ее щеке.

— Хотела бы ты жить здесь? Эндрю-младший без ума от того, что видит. Вчера он провел весь день на дамбе, наблюдая за кораблями. Я мог бы иметь постоянную штаб-квартиру в Новом Орлеане, и мы могли бы купить прекрасный дом вроде этого, продав Эрмитаж.

— Не станем продавать.

— Да ну?

— Я приостановила продажу, когда до меня дошли новости. Я подумала, что твоя победа поставит все на свои места. Эти толпы на улицах Нового Орлеана вчера, выкрикивавшие твое имя, когда мы ехали в карете…

— Это было вчера, — мрачно прервал он Рейчэл, — было объявлено временное перемирие в честь приезда. Сейчас же у меня на руках две войны: одна — с англичанами, а другая — с торговцами и законодателями Нового Орлеана, которые хотят заняться обычным бизнесом. Сейчас ко мне в штаб-квартиру приедет губернатор Клейборн.