Первая и единственная - [2]

Жить бы мне и жить, как всем нормальным людям. Учиться, заниматься спортом, ходить в кино, встречаться с хорошей девушкой. Но нет, меня тянуло к другому. У меня была установка на «красивую» жизнь. Чтобы все было не так, как у других. Все с выкрутасами. На уме как достать английский блейзер. Такой, чтобы все с катушек от зависти. Или французский пиджак в обтяжку из черного бархата. Рубашечку цвета хаки с погончиками и планкой на груди и буквочками над карманчиком «Ю АС АРМИ». Черта в них этих буквочках. Так нет же. Дайте мне наимоднейшую вещь, а я за нее выложу любую сумму, хоть месяц буду вкалывать. Так и ходил, пижонил — «костюмчик новенький, колесики со скрипом» — на шее брелок — крохотная бритвочка на цепочке, на ногах деревянные сабо, на вельветовых джинсах сзади тоненькая полосочка со словами «Луи Филипп». Мы не то, что вы, дикари неотесанные, эскимосы. Иду, бывало, по улице или ресторану, один черт где, руками загребаю как веслами, грудь вперед, голова по-петушиному вскинута кверху. Никого не замечаю.

Конечно, не отрицаю, есть своя приятность в красивом прожигании жизни. Модно оделся, красиво подъехал на такси к ресторану, красиво сделал заказ, красиво выпил, закусил, потанцевал, рассчитался. Чтобы тебе поклонились, словно ты и впрямь персона. А что дальше? Об этом не думаешь. Живешь одним днем, сейчас, сегодня. От этого и пляшешь. Комариная философия. Насосался и доволен.

… После школы прошло уже несколько лет. Старая любовь была забыта, заросла сорняком как заброшенное кладбище. Я все крутился на карусели удовольствий. Кабаки, тряпки, девчонки. Как в болоте — сверху сочная зеленая травка, цветочки, а внизу черти. Красивая жизнь требует денег. А где их взять? Заработка уже не хватало. Приходилось искать дополнительные доходы: что-то покупать, перепродавать. А тут еще познакомился с одной девицей — художницей, красивой, как Венера Милосская. Только с руками, конечно. Она меня раззадоривала: «Ну, что ты за кавалер? Не можешь подарить своей даме паршивую цепочку». Цепочка, конечно, паршивая, отвечаю, но сделана из чистого золота. И чтобы ее купить надо вкалывать по крайней мере три месяца.

Она пожала своими божественными плечами: «Вот уж не думала, что ты такой скучный. Я же не спрашиваю тебя, где ты возьмешь деньги».

Я подарил ей и цепочку, и сережки, и французские духи. Где я взял деньги, она меня действительно не спросила. А взял я их в «долг» у одного пьяного, в ресторане. В туалете. Потом решил еще раз одолжиться таким же образом у одного симпатичного дяди. Говорю ему: «Вытряхни-ка быстренько свои карманы, а то мне расплатиться не хватает. Да поживей, мне некогда». Дядя заулыбался: «Понимаю. Сейчас. Вот только застегнусь». Застегнулся, вытащил шпалер и на меня: «Добегался, буланчик!» «Я пошутил, говорю. Вы меня не так поняли.» «Ты прав, говорит. Я таких шуток не понимаю».

Вскоре меня судили, и я попал в колонию. Вначале я пробовал в зоне корчить этакого «вора в законе», но потом поохладел, призадумался. Живешь, как на вокзале в ожидании. Только поезд придет за тобой спустя целую вечность.

Стал выходить на работу, старался не нарушать установленных в колонии правил. Послали на «химию», потом попал под амнистию.

Вышел на свободу, насвистывая, мол, а нам все равно. Но, честно говоря, я был напуган. Впрочем преступником в душе я себя никогда и не считал. Подумаешь, взял у пьяного дурака деньги на подарок женщине. Какое же это преступление? Пугала мысль: неужели и я такой же, как все другие в колонии. Лица серые, потухшие глаза. Вспоминать не хочется. Всех этих мужиков, пацанов, блатных, опущенных, с которыми коротал срок. Многие жили без всякой надежды, не впрягались — лишь бы отмазаться. Хотя попадались, конечно, и приличные ребята.

На свой завод возвращаться не захотел. Может потому, что было стыдно встречаться с бывшими товарищами по работе. Не знаю. Устроился на другой завод. Буду откровенен — я вышел на свободу все тем же легкомысленным парнем, хотя и был поколеблен в своем «крэдо». Вскоре меня вновь потянуло на «красивую жизнь», а какая она представления об этом были у меня весьма своеобразные. Мне бы чуть больше подумать о своей судьбе. Чуть серьезней поразмыслить, все взвесить, а потом уж и пошагать вперед. Так нет. О чем долго думать с такой подмоченной репутацией. Все равно, решил я, веры мне больше не будет. Отдамся-ка я на волю волн, авось они куда-нибудь вынесут. Устроился шофером — имел права. Увы, жизнь полна злоключений.

На новом месте я тоже долго не продержался. Не прошло и месяца как ко мне с улыбочкой подкатил один фиксатый. Так у меня сердце и екнуло. Нашли. «Ждать тебя будет сегодня вечером один знакомый там-то и там-то. Придешь?» «Приду»…

А куда деваться? Надо идти. Пошел. Как чувствовал — ничего хорошего эта встреча не обещала. Оказалось ждал меня Гришка — старый вор-рецидивист с испитым ватно-серым лицом. Строгий ревнитель воровских законов. Приподнялся со стула и сунул согнутую лодочкой руку. Налил стакан водки, пододвинул «Пей!» «Потом!» — попробовал я отказаться. «Пей сейчас!» Выпил.

«Баранку крутишь?» — спросил он. «Да вроде того». «Машина нужна, хату одну будем брать». Я молчал, хотя и понимал, что должен ответить. Оглянулся — у двери стоял фиксатый, улыбался.