Первая Галактическая - [45]

Игорь давно уже не верил в чудеса. Сейчас, задумываясь о том, кто на самом деле посадил корабль, он начал догадываться, и тем страшнее, болезненнее становилась неопределенность…

Где я? Что это за мир? Что с кораблем, с «Беркутом»?..

Игорь не был склонен строить иллюзий, но мысль о том, что он мог попасть в плен, вызвала в груди тоскливый, ноющий холод.

Скосив глаза, он посмотрел на белоснежную простыню, которой был укрыт. От изголовья к нему тянулось с десяток трубочек и электрических проводов. Все они исчезали под простынею, и скорее всего оканчивались воткнутыми в его тело иглами или электродами.

Вокруг царила мертвенная тишина, нарушаемая–лишь монотонным попискиванием каких–то приборов.

Он осторожно шевельнулся, потом медленно, сантиметр за сантиметром, вытащил из–под простыни правую руку.

Наручников на запястье не оказалось, рука двигалась свободно, хоть и была слаба.

Трудно поверить, чтобы слепой рывок через гиперсферу привел его к обитаемому миру… Хотя почему трудно? — спросил сам себя Игорь. — Разве не так они попали к нам? Каждая линия аномалии космоса куда–то ведет…

И все же отсутствие наручников его не убедило. Если он все же попал в плен, то израненного, бессознательного пилота вполне могли и не приковывать к реанимационному одру…

Мучительная волна неизвестности все сильнее, отчаяннее захлестывала его очнувшийся разум, как вал цунами, вторгающийся в бухту…

Игорь боялся не за себя. Страх физической боли давно потух в нем, умер, затопленный ненавистью, непреходящей душевной болью и иными, еще более сильными, резкими чувствами. Он прошел по кривой безысходности, от самого ее начала до непостижимых иному человеку глубин…

Да и остался ли он человеком после всего пережитого?

Тот, кто смог бы каким–то образом заглянуть в душу застывшего, как мумия, не старого еще мужчины, отшатнулся бы в ужасе. Этот человек выгорел изнутри. Он представлял собой оболочку из плоти, которую приводило в движение одно чувство — ненависть.

Иной тревожится за себя, бывает, что люди изводят душу, переживая за родных или друзей.

С Игорем все обстояло иначе.

Все его мысли, все отчаяние были порождены и сконцентрированы только на одном — «Беркут»… В голове мятущимся отблеском мыслей вспыхивал и гас контур чего–то страшного, непонятного, неподражаемого… Если с ним что–то случится и он попадет…

Игорь попытался привстать, но вместо резкого движения получился лишь слабый, конвульсивный спазм мышц. Он просто вздрогнул всем телом под укрывавшей его простынею, почувствовав, что провода и трубочки действительно тянутся к нему…

— Значит, очнулся и сразу бежать? — раздался за изголовьем чей–то спокойный, немного насмешливый голос.

Перед глазами Игоря помутилось.

Этот «кто–то» все время неслышно стоял за изголовьем кровати, следя за потугами его обессилевшего тела.

Все–таки влип… — обреченно подумал он, приготовившись стиснуть зубы и молчать, что бы с ним ни сделали…

— Итак, молодой человек, почему вы смотрите на меня волком? — Мужчина, появившийся в поле зрения Игоря, действительно вышел из–за изголовья кровати. Он был одет во все белое. Половину его лица закрывали аккуратно подстриженные, уже порядком побитые проседью борода и усы, над которыми выступал тонкий, аристократический профиль чуть испорченного горбинкой носа и светились умные, слегка насмешливые глаза.

Игорь следил за ним внимательным, цепким, настороженным взглядом:

— Да, вы правы, я не врач, — внезапно сознался незнакомец, садясь на тот самый стул, где в минуту просветления Игорь видел маленькую розовощекую девочку с ангельскими чертами лица. — Я знал, что вы очнетесь с минуты на минуту, и потому пришел, чтобы познакомиться и поговорить кое о чем. На это, — он демонстративно двумя пальцами отвернул полу белоснежного халата, под которым обнаружился строгий деловой костюм черного цвета, — можете не обращать внимания — дань местным порядкам. Я уговорил врачей оставить меня наедине с вами, но вынужден был последовать общему порядку.

Какая милая, доверительная болтовня…

Игорь продолжал молчать. Ему казалось, что он ничем не выдает своего волнения, замешательства и звериной настороженности, но на самом деле в эти секунды на бледном, пергаментном лице Рокотова проступили пятна нездорового румянца.

Его собеседник оказался терпелив.

— Не все сразу, понимаю. Давайте начнем с малого, — предложил он. — Меня, например, зовут Хансом, фамилия — Шнитке. Ханс Шнитке, действительный президент планеты Кассия. Вы, молодой человек, находитесь среди друзей. Больше того, — мы давно ждали появления представителей иных планет, но, честно говоря, не думали, что оно произойдет таким катастрофическим образом. — Он посмотрел на Игоря, обжегся о колючий, недоверчивый взгляд его глаз, развел руками и добавил:

— Боюсь, что у меня нет сейчас под рукой более весомых аргументов нашей дружелюбности. Единственное, что могу сообщить, — ваш корабль уже вытащили из той ямы, которую он пропахал при падении, и сейчас производится осмотр тех узлов и бортовых агрегатов, с которыми знакомы наши технологи.

При упоминании о корабле внутри у Игоря что–то оборвалось. Очевидно, смятение и мука как–то отразились на его лице, потому что незнакомец, назвавшийся Хансом, продолжил свой монолог именно в этом русле.