Первая экспедиция - [34]

Время остановилось. Бегалёт не мог сразу уйти от вышки, и Плюмбум, выворачивая шею, смотрел на часового, который медленно-медленно поднимал оружие, медленно-медленно припадал к прицелу, медленно-медленно наводил ствол на бывшего сталкера. Потом в воздухе между вышкой и бегалётом что-то ярко полыхнуло, и пространство заволокло густым белым дымом. Ещё несколько дымовых гранат полетели вниз, окончательно дезориентируя миротворцев.

— Ракета! — крикнул Боря. — Ваша!

Алекс чертыхнулся и бросил машину в пике — прямиком в растущее облако дыма.

Приземление получилось предельно жестким, от сильного удара Плюмбум лязгнул челюстями, чуть не прикусив язык. Однако шасси бегалёта выдержали. Видимость была практически нулевая, а скорость высока — любое препятствие на пути могло стать последним. Но то ли Алекс успел запомнить местность до того, как сбросил дымовые гранаты, то ли ему помогал компьютер, встроенный в систему управления машиной, но препятствия оставались где-то в стороне.

Совсем рядом грохнул сильный взрыв. Из дыма прямо по направлению движения вынырнул миротворец в спецкостюме и противогазе. Алекс не успел уйти от столкновения — машина приняла тяжелое тело, обвешанное амуницией, передним остеклением кабины. Миротворца отшвырнуло, но и остекление не выдержало — по нему зазмеилась трещина, а ещё через секунду оно разлетелось осколками, которые моментально заполнили кабину. Если бы не костюмы высшей защиты, всем, кто находился внутри бегалёта, пришлось бы туго.

Наконец Алексу удалось вывести бегалёт из облака дыма. Плюмбум увидел, что они катятся по асфальтированной дорожке между двумя строениями — куполообразным ангаром и старым трехэтажным зданием, используемым в качестве казармы. Впереди виднелась новая ограда, защищающая батальон от тварей Зоны, но куда ближе дорогу перегораживала бронированная и довольно экзотическая машина — вместо классической боевой башенки торчала антенная решетка, окруженная гроздью пусковых контейнеров и стволами пушек. Скорее всего это и был пресловутый зенитный ракетно-пушечный комплекс «Панцирь», обеспечивающий защиту батальона от нападения с неба.

В динамиках раздался голос Бори Молнии:

— Алекс, где вы?

Гроза не ответил — был слишком сосредоточен на управлении. Бегалёт несся прямо на «Панцирь» — в открытом люке торчала голова то ли оператора, то ли командира; он что-то кричал, беззвучно разевая рот. Плюмбум решил, что теперь-то столкновение неизбежно, и инстинктивно поднял руку, словно хотел прикрыть защищенное шлемом лицо.

Однако у поврежденного бегалёта хватило сил оторваться от земли. Он взмыл буквально в сантиметрах над броней, едва не задев передним колесом торчащую голову. Миротворец благоразумно спрятался.

Всё же без повреждений не обошлось. Набранной высоты не хватило, и то же самое колесо врезалось в короб антенны. Бегалёт круто бросило на крыло, Алекс страшно закричал, но машина каким-то чудом выровнялась и в два счёта преодолела расстояние до второй полосы ограждения. Перемахнув её, вырвалась на простор и полетела на небольшой высоте над болотом, оставляя пост миротворческого батальона позади.

— Боря, мы в Зоне, — слабым голосом сообщил Алекс. — Идем курсом на север. Где вы?

— Слава Богу! — отозвался Молния. — Я уж начал переживать… Вижу вас! Мы на три часа. Идем курсом на север.

— Все живы? Без травм?

— Практически. А у вас?

— Тоже ничего.

— Повреждения есть?

— Правое переднее колесо свернули. Будем садиться жёстко.

— Ну, не в первый раз, — вместо утешения заявил Боря.

Приходя в себя после всего этого воздушного цирка, Плюмбум опять подивился хладнокровию юных сталкеров. Они относились к этому… как к игре? Да, именно — они действовали так, будто искренне верили в свою неуязвимость или даже бессмертие. Шли напролом. И в случае с бандитами, и в случае с миротворцами. Но ведь пули и осколки не из пикселей сделаны, и умереть сегодня было много поводов. Теперь вот ещё и шасси отвалилось. «Будем садиться жёстко». — «Ну, не в первый раз».

Плюмбум не мог понять подобного пренебрежения опасностью. В духе нормального сталкера — красться, сторониться и хорониться. Зона требует уважения к себе, опасливой любви. Если этого нет, она карает быстро и беспощадно. А лихие ребята не только четвертый год по ней бегают, но и процветают. Тут была какая-то странность. Аномалия. Тайна. И в этом тоже нужно разобраться, но потом… потом…

Интересно, а как встречает нас Зона? Какой погодой?…

Плюмбум хорошо помнил древнюю примету: с каким настроением встретит сталкера Зона, с таким ему в Зоне и проходить. Встретит пасмурно тихим дождем — будут слезы, горе и боль. Встретит бурей и молнией — будет такая чехарда, что ни прилечь, ни перекусить. Встретит ярким солнцем и легким ласковым ветерком — путь будет легким, принесет много хабара, а бандиты и мутанты обойдут тебя стороной… Чепуха, суеверия, конечно. Яйцеголовые ему сто раз уже объяснили, что физической основы тут нет никакой, а есть сплошная психология. И что полагаться на психологическое ожидание успеха — самое последнее дело. Гробились ведь наверняка и те, кто по солнышку пришел. Может, даже чаще чем те, кто в бурю, — только разве они расскажут, если угробились? То-то и оно!… Только вот не мог Плюмбум избавиться от веры в приметы — хотел бы, но это было противно его сталкерской натуре, взращенной в крови и грязи, среди аномалий и мутантов. Слишком часто ему приходилось полагаться на интуицию и невнятные предчувствия, слишком часто зависела от них жизнь, чтобы вот так просто согласиться на вполне разумные доводы учёных и отбросить знание примет как нечто несущественное.