Первая Арена. Охотники за головами - [4]

Внезапно я забеспокоилась. Я предпочитаю, когда дороги покрыты снегом и непроходимы для транспорта, ведь большая часть тех, у кого ещё есть машины и топливо в наше время, это безжалостные охотники за головами, работающие за вознаграждение, чтобы питать Первую Арену. Они патрулируют повсюду, разыскивая людей, похищают их и делают рабами Арены. Там, насколько я знаю, их заставляют драться до смерти просто для развлечения.

Бри и мне пока везет. Нам не попадались охотники все эти годы, что мы были здесь, но, наверное, лишь потому, что мы забрались так высоко и далеко. Лишь однажды я слышала высокий звук мотора их машины вдалеке, на том берегу реки. Я знаю, что они рыщут там. И я не рискую, я делаю всё, чтобы не светиться, развожу огонь лишь тогда, когда это действительно необходимо, и тщательно присматриваю за Бри. Чаще всего я беру её с собой на охоту – я и сегодня взяла бы её, не будь она так больна.

Я возвращаюсь к плато и смотрю на маленькое озерцо. Покрытое толстым слоем льда, сверкающего в закатном солнце, оно похоже на затерявшуюся в роще драгоценность. Я подхожу к нему и делаю несколько пробных шагов по льду, чтобы убедиться, что он не треснет. Когда я понимаю, что лед прочный, я прохожу еще дальше. Нахожу подходящее место, снимаю маленький топорик с пояса и делаю несколько мощных ударов по льду. Появляется трещина. Я достаю нож, сажусь на колено, с силой бью ножом прямо в центр трещины, затем работаю ножом, расширяя лунку до размера, достаточно большого, чтобы вытащить рыбу.

Подскальзываясь, я спешу назад к берегу, где закрепляю удочку между двумя сучьями, распутываю леску и, вернувшись назад, опускаю ее в лунку. Я дергаю за нее несколько раз, надеясь, что блеск металлического крючка привлечет какую-нибудь живность подо льдом. Но я не могу отделаться от ощущения, что все усилия мои тщетны, а все, что когда-либо жило в этих горных озерах, умерло много лет назад.

Здесь еще холоднее, чем внизу, и я не могу просто стоять и смотреть на леску. Мне нужно двигаться. Я разворачиваюсь и иду прочь от озера, суеверно считая, что рыба поймается, только если я не буду сидеть на месте. Я делаю несколько небольших кругов между деревьями, потирая руки и стараясь согреться. Это слабо помогает.

Именно в этот момент я вспоминаю про сухое дерево. Я смотрю на землю в поисках дров, но это бесполезно – земля покрыта снегом. Я окидываю взглядом деревья и вижу, что и стволы, и ветки также в снегу. Однако немного в стороне от рощи стоят деревья, чистые от снега. Я дохожу до них и изучаю кору, проведя по ней рукой. С облегчением я понимаю, что некоторые ветки сухие. Я достаю топор и отрубаю одну из самых больших веток. Мне нужно совсем немного дров, и это огромная ветка прекрасно подойдет.

Я ловлю ее на лету, не давая коснуться снега, затем прислоняю к дереву и еще раз ударяю топором ровно посередине. Я делаю так снова и снова, пока не получилась кучка дров, которая может поместиться у меня в руках. Я кладу ее в безопасном и бесснежном месте у основания ветки – там, где она соединяется со стволом.

Я смотрю вокруг, исследуя остальные деревья, когда что-то вдруг привлекает мое внимание. Я подхожу к одному из деревьев и понимаю, что кора его отличается от коры других деревьев. Верно, это не сосна, а клен. Удивительно, что я нашла здесь, в горах клён, но еще удивительнее, что я его узнала. На самом деле из всех деревьев я, наверное, узнаю только клен. Меня захлестывают воспоминания.

Однажды, когда я была ещё маленькой, папа вбил себе в голову, что мы должны выбраться на природу. Одному Богу известно почему, но он взял меня именно в кленовый лес. Мы ехали несколько часов, прежде чем добрались до этой забытой Богом части страны, я с железным ведром, он – с трубкой для получения кленового сока. Мы несколько часов блуждали по лесу с проводником в поисках лучших кленов. Помню, какое разочарование отразилось на лице папы, когда он воткнул трубку в первое дерево и в наше ведерко побежала прозрачная жидкость. Он-то ожидал сироп.

Наш проводник посмеялся над ним, сказав, что из клена нельзя получить сироп, они дают лишь сок. А вот сок можно выпарить до сиропа. Этот процесс занимает несколько часов, сказал проводник, а из трехсот литров сока получается около литра сиропа.

Папа посмотрел на переполненное соком ведерко в своих руках и густо покраснел, как если бы ему продали что-то протухшее. Он был одним из самых гордых людей из всех, кого я знаю, и если было что-то, что он ненавидел больше, чем чувствовать себя глупо, так это когда кто-то над ним подшучивал. Когда проводник засмеялся, он опрокинул все ведерко ему на голову, схватил мою руку и мы умчались.

После того случая он никогда не брал меня на природу.

Впрочем, я и не возражала – хотя вообще-то мне понравилась наша вылазка, пусть папа и злился молча в машине, пока мы ехали домой. Мне удалось собрать небольшую чашку кленового сока перед тем, как он меня уволок, и я помню, как незаметно пила его в машине, пока он не видел. Мне понравилось. На вкус это напоминал воду с сахаром.

Вот почему, стоя сейчас перед этим деревом, я узнала его, словно брата. Это высокое дерево – совсем тонкое, и я очень удивлюсь, если в нем будет сок. Однако мне нечего терять. Я достаю нож и начинаю резать дерево, снова и снова наношу удары по одному месту. Затем я засовываю острие ножа в отверстие, нажимаю все сильнее, проворачивая его там, в общем-то без особой надежды.