Перстень вьюги - [59]
Она скупо улыбнулась, сказала:
— Давайте лучше присядем вон на том диване. У меня почему-то ноги подкашиваются.
Когда уселись, попросила:
— Начните с самого начала. Вы знали меня под девичьей фамилией?
— Да. Установил, что Назарина и Черемных — одно и то же лицо, совсем недавно. Случайно…
Он торопливо полез в «дипломат», порылся, вынул какую-то желтую бумажку, протянул ей. Это была фронтовая листовка с описанием подвига Наташи Черемных и с ее портретом. Она ничего не понимала.
Он говорил, по всей видимости сильно волнуясь:
— Тогда я завидовал вашему мужеству, и вы даже сами не подозреваете, как помогли мне в трудную минуту. Я ведь еще раз горел в танке… Редко кому так «везло»…
Пытаясь сосредоточиться, она нахмурилась, мысленно перенеслась в те годы. Почувствовала, как ее бросило в жар.
— Так вы и есть тот самый Кайтанов? Танкист? Саша?! Который вытащил из меня мину?..
Она вскочила. Поднялся и он.
Они стояли обнявшись два фронтовых товарища. Мимо шли люди, но они никого не замечали. Им просто не было никакого дела до этих людей — оба были там, на Пулковском рубеже, за много лет отсюда, на фоне красного неба.
— А еще говорят, что чудес не бывает! выговорил он, переведя дух. Я ведь тогда, на фронте, знал, что вы геолог. Потом, уже в мирное время, наткнулся на статью некой Н. Назариной, статья меня поразила. Особенно рассказ об экспедиции Ивана Григорьевича Теплухина, об его эвристических методах в геологии. Я стал считать себя учеником Теплухина. И вашим, разумеется, добавил он весело. Я за математический подход к обработке геологической информации!
Она слегка отстранилась и насмешливо сказала:
— Я верю в чудеса… Наконец-то два бывших фронтовика, работающих в одной области, встретились. А ведь могли и не встретиться никогда. Разве это не чудо?
— В самом деле чудо. Ведь я всегда в разъездах. Ни кола ни двора. Все имущество в чемоданах. С книгами ровно шестьдесят килограммов. Выверено.
И совсем уж неожиданно он спросил:
— Номер вашей винтовки?
— Семьдесят две тысячи триста двадцать четвертый! — уверенно произнесла она и даже сама удивилась, что за столько лет не забыла номер винтовки.
Он рассмеялся, потеребил бороду.
— Вот так-то. Нам только кажется, что мы стали как бы другими, забыли и страшное и хорошее. А на самом деле оно все там, внутри. Вы бывали с тех пор в Пулкове?
Она смутилась.
— Как-то не довелось. Пулково рядом, и всегда обманываешь себя: вот выберу свободное время… А потом попадаешь в круговерть и обо всем забываешь. Смешно, правда?
Он сделался серьезным.
— Не очень. Я ведь тоже там с тех пор не был. Поедем, а? На Пулковский рубеж…
— Когда? Сейчас?
— Разумеется. Времени-то у нас мало.
— Но вы, наверное, проголодались? Вас нужно покормить!
Он расхохотался.
— Успеется…
Ей легко было с ним. Она не стала расспрашивать, почему так не устроена его личная жизнь. У геологов это случается сплошь и рядом. Геолог — кочевник. Он одержим страстью поиска, и сильнее той страсти, по свидетельству академика Ферсмана, трудно найти что-нибудь иное в сфере чувств.
— А я ту маленькую его книжку знаю наизусть, — сказал Кайтанов. — Послушайте геолога-поэта, певца камня: «Сине-зеленые камни — старые изумруды Колумбии, а среди них сверкает замечательный камень — бриллиант древней Голконды. Вот это колье, что так мертвенно блестит на шее этой красавицы, — это алмазы из Южной Африки, среди них известный солитер в пятнадцать каратов чистой голубой воды; смотри, все-таки мертвы эти алмазы Капа, и не сравняться им со старой Индией. Смотри, вон два камня, как капли крови, и смотри, какой нежной они окружены оправой из алмазных роз, как гармонируют они с этим высоченным как бы из слоновой кости греческим профилем. И как ярко горят они из-под черных вьющихся волос! Вот эта брошь известна всей Москве. Это гранатовый кабошон из Бирмы или Сиама: вокруг него как-то незаметно вьется струйка из дивных индийских бриллиантов…»
Он перевел дух. А она захлопала в ладоши.
— Вам нужно исполнять это со сцены. Вы небось и Блоком увлекаетесь?
— Я его просто люблю!
Он был опьянен встречей, этот пожилой человек, и голос его звучал по-молодому:
— Еще! — попросила она.
— Можно и еще.
Комок сдавил ей горло, и она неожиданно расплакалась. Он не удивился, не стал успокаивать. Только повторял негромко:
— Это все пройдет, пройдет… Послушайте лучше историю про знаменитого Гете: ему было семьдесят три года, когда на чешском курорте он познакомился с юной Ульрикой фон Леветцофф и влюбился в нее…
— Эту историю я слыхала, — улыбаясь сквозь слезы, произнесла она. — История не про любовь, а про ваши любимые пиропы, спутники алмаза, или богемские гранаты. По просьбе Гете чешские ювелиры изготовили для Ульрики полный набор украшений из пиропов. Их, кажется, там называют «огненным оком».
— Совершенно верно. Мы с вами найдем пиропы и алмазы в вашем краю красных ночей…
