Перстень Рыболова - [3]

– …а сегодня сцепились двое у переправы в полдень, – Г е ссен перебирал прошлогоднюю клюкву, вытаскивая листья и мох из корзины, – морской с юга, и горный – с запада. Настоящую бурю на реке устроили.

– Что не поделили? – Фл о йбек вытащил ягодку.

– А бог знает, я так и не понял. Вроде дорогу. Потом, как разлетелись, я с южанином словцом успел перекинуться. Он сказал, на Юге все покоя нет. Как три года назад междоусобицы начались, конца краю войнам не видать. Такое пожарище раздули…

– Хорошо, наверно, с ветрами говорить, – сказал Флойбек. Ветер трепал его темные волосы и заставлял щурить карие глаза.

– Иногда полезно, хотя много не вызнаешь. Ветры людские дела понимают плохо, больше чувствуют, а каких-то слов в их языке вовсе нет. Ты-то разве их не слышишь? Мореход ведь – должен уметь!

– Нет. Чувствовать – чувствую, предсказывать могу, а язык не слышу. Уши не те, – он улыбнулся.

Гессен отодвинул корзину и взобрался на каменный парапет. Внизу лежал залив, изрезанный скалами. Легкий ветер морщил воду. К востоку торчала на отмели старая башня, на вершине которой росли деревца. А за башней стоял корабль.

– О! Гостя-то видел? – Гессен кивнул на судно.

– Видеть не видел, зато слышал, – Флойбек поднес ладонь к глазам, разглядывая корабль против солнца. – Вся деревня гудит, как улей – любопытно ведь, кого принесло на этот раз. Ты как думаешь?

– Телохранитель Северного короля обещал прибыть, посмотреть, каков у Арвельда удар. Думаю, он и есть. Заодно расскажет, какие на Севере дела.

– Нынче дела везде одинаковы – худые, – ответил Флойбек. – Это мы и без его рассказов знаем. Нет, Гессен, корабль не северный.

– Тогда чей?

– Эх, так слепит, и не разглядеть толком! По обводам вроде как с Востока. Ага, носовая фигура в виде змеи. Вон, посмотри – змея ведь?

Гессен напряг глаза:

– Да, змея. А там принято змей на нос сажать? Никогда раньше не слышал…

– Огромный какой гад – весь в золоте, – рассуждал Флойбек. – Прямо огнем горит. Да, ты прав, редко такие фигуры встречаются, но я пару раз видел. Именно на восточных кораблях, только на каких-то особенных… Вспомню – скажу. Ты подожди тут, я сейчас, одним глазком, – и Флойбек спрыгнул на тропу и понесся вниз.

Тропа звалась Глухариной. Она огибала весь остров несколько раз, то спускаясь к заливу, то поднимаясь к Горе. Здесь она шла вдоль обрыва, где узловатые сосны, кривые от сильных ветров, цеплялись корнями за каменные глыбы. Когда осталась позади башня с граем чаек, шумно вздоривших в расселинах, Флойбек остановился.

С этого места корабль просматривался хорошо. Солнце осталось за утесом, и теперь отчетливо виднелись высокие обводы, раззолоченный змей на носу и зеленоватые паруса. Да, вправду лафиец, он не ошибся.

Сверху с шорохом посыпался мелкий камень. Флойбек поднял голову и на вершине Горы увидел Арвельда.

– Эй, Сгарди! – крикнул Флойбек. – Давай сюда!

Но Арвельд не слышал. А точно ли он? Флойбек знал, что друг часто ходит на Гору: вид оттуда на Храмовую гряду открывался дивный. Старики, правда, говорили, что кроме островов на вершине можно увидеть кое-что другое, отчего и сон может надолго отбить.

– Арвельд, слышишь? – снова завопил Флойбек, размахивая руками.

Да Сгарди это, больше некому. Только будто не один. Мореход взобрался на камень и увидел прямую фигуру в плаще, замершую на самом краю обрыва. Вот безумец, так и сорваться недолго. Арвельд повернулся и двинулся к тропе, ведущей вниз по склону. Флойбек стоял, не шелохнувшись, взгляд его был прикован к черному незнакомцу. Тот сделал шаг и…

Мореход выдохнул, широко раскрыв глаза.

– Ну и дела… – прошептал он. Вершина была пуста, а чужака след простыл. Только дунул с вершины холодный ветер, коснувшись его щеки.

Гессен выбросил сор из корзины, потянулся и встал пройтись. Корабль, стоявший в заливе, его не волновал. Что зря переживать, сейчас примчится мореход и все доложит: кто, откуда да зачем пожаловал. А нет – так старик Лум вечером скажет, он-то первый узнает.

– Новый наставник явился, – Гессен ступил на разбитый парапет, шаг за шагом прошелся по нему, чувствуя, как солнце греет затылок. – Может, и чародей пожаловал. Совсем про меня забыли, учителя тоже…

Порыв ветра качнул кроны сосен. Холодный, студеный ветер, как зимой. Только холод был не морской, а будто могильный, каким веет от камня. Гессен передернул плечами и спрыгнул на землю.

Янтарные отблески плясали на корявом стволе сосны. А в тени ее, притаившись, стоял человек.

Солнечный свет, дробясь в морской ряби, мешал разглядеть пришельца, а отворачиваться от него не хотелось. Мальчик приблизился и увидел, что за человека он принял статую, одну из многих, что стоят на островах Гряды. Замшелый каменный столб, с которого время и морские ветра стесали всякое обличье, только два зеленых камня мутнели там, где были глаза.

– Истукан, – сказал себе Гессен. – Как это мы его раньше не встречали…

Солнце клонилось к морю. И тут яркий луч, прорезав сосновую хвою тонким лезвием, вспыхнул огнем в самоцветах и осветил все лицо. Гессен отшатнулся. Глаза! Живые!

В следующий миг страшные очи снова были тусклыми, грубо ограненными бериллами. Надбровные дуги стерлись, рот обозначался узкой канавкой, а нос и вовсе только угадывался. Но чье тогда лицо он увидел? Странные черты так прочно врезались в память, что мальчик без труда узнал бы их снова.