Перстень без камня - [50]

И вдруг воздушные исполины рухнули вниз. У зрителей заложило уши от свирепого воя. Вихрем взметнуло пыль и запорошило глаза, а когда публика снова смогла видеть, на ковре посреди площади боролись двое рослых мужчин, южанин и северянин. Могучие мышцы рельефно проступали на телах борцов, одетых лишь в набедренные повязки. А в небе над архипелагом было безветренно и пусто. Ноорзвей и Харракун приняли человеческий облик и спустились на землю.

По толпе пробежал шепоток облегчения. Схватка ветров была символической, она знаменовала смену сезонов, и сейчас Ноорзвей должен был уступить Харракуну. Однако ветры подходили к делу серьезно, и пока духи стихии бушевали и сражались наверху, внизу могли произойти неприятности. Однажды в горячке боя исполины снесли десяток крыш в городке, в другой раз переломали мачты шхунам в гавани… Теперь обошлось. В человеческом облике ветры уже не могли натворить таких дел, хотя продолжали драться азартно.

Ноорзвей саданул противника головой в живот. Харракун упал, кувыркнулся и в движении подсек Ноорзвея ногами под коленки. Северянин завалился набок, тотчас вскочил, захохотал, обхватил южанина поперек туловища и поднял. Харракун извернулся в объятиях соперника вниз головой, зацепил его ногой за шею, и оба грохнулись на ковер. В следующий миг Ноорзвей уже лежал носом в ковер, а победитель Харракун прижимал его руками и коленями, не позволяя встать.

— Свершилось!

Пока зрители были увлечены схваткой, на возвышении появился мастер церемоний Томто Бон. Его звучный, густой голос был слышен всем на площади.

— На архипелаге настало лето! Уррааа!!! Мы празднуем лето! Танцуйте, пойте, веселитесь!

Толпа ответила радостными криками. На борцовском ковре Харракун встал и протянул руку побежденному. Ноорзвей принял его руку, одним прыжком вскочил на ноги, и ветры обнялись. Зрители зааплодировали. Великанам принесли одежду, и те со смехом набросили легкие рубашки, влезли в штаны. Стало жарко — лето есть лето.

— А не выпить ли нам пива? — громовым голосом вопросил Харракун, и Ноорзвей басом откликнулся:

— Непременно!

Толпа восхищенно завопила и заулюлюкала. Народ стал расходиться. Многие последовали за ветрами, которые удалились в сторону ближайшего кабачка. По указанию Томто Бона служители быстро свертывали ковер.

— Я только вот чего не пойму, — задумчиво сказала Тильдинна Брайзен-Фаулен. Она раскраснелась от жары и волнения, из прически выбились прядки. Вальерд залюбовался супругой. — Почему архипелаг носит название Трех ветров? А мы увидели только двоих? Где же третий?

— Да, действительно, — растерянно сказал Вальерд Брайзен-Фаулен. — Ты права, дорогая. А мне этот вопрос как-то в голову не приходил… Хм.

Сбоку раздалось деликатное покашливание. Супруги обернулись.

— Простите, что вмешиваюсь в разговор, — поклонился им старик в потрепанной, но шелковой блузе. У него заметно дрожали пальцы, однако в целом он производил несомненно приятное впечатление. — Я могу ответить на ваш вопрос, милая сударыня. Если позволите.

— Да, пожалуйста! — зарделась Тиль.

Вальерд вежливо поклонился старику.

— На островах больше таинственного и странного, чем кажется на первый взгляд, — заметил их собеседник.

Брайзен-Фаулены понимающе кивнули. О да! Они в этом убедились на собственном опыте.

— О третьем ветре мало что известно, — продолжал старик. — Он пролетает высоко над островами, не касаясь земли. Он кружит вокруг архипелага, снаружи Охранного кольца. Говорят, что он всегда попутный. Встретить его — доброе предзнаменование.

— Спасибо, сударь! — горячо воскликнула Тильдинна. — Ах, как это интересно!

— Рад был служить вам, милое дитя. О, что это у вас?

Старик протянул руку и вынул из-под воротника Тильдинны маленькую чайную розу с нежным запахом. Кремовые лепестки цветка были упругими и свежими.

— Смотрите не уколитесь о шипы, — предупредил старик молодую женщину, отдавая ей розу.

— Спа… спасибо, — пролепетала Тиль. — Вы маг, сударь?

— Нет, — улыбнулся старый фокусник и спрятал руки в карманы, чтобы унять дрожь.

* * *

Главный почтальон Йемителми мрачно разглядывал эмблему королевской почты. На эмблеме хищный почтовый голубь клевал беззащитную змею. Змея корчилась в судорогах, голубь был неумолим. Оба не вызывали у Йемителми никакой симпатии.

Старый змей Бенга вчера не удосужился ничего объяснить. Кто бы сомневался! Персоны такого ранга, наверное, и не умеют объяснять. Привыкли к тому, что подчиненные ловят их мысль еще до того, как она успела оформиться. Императрица тоже не объясняла. Явилась Йеми во сне собственной персоной, убедила в истинности происходящего, дала инструкции, соизволила уточнить, что дело абсолютно секретное, но не государственное, а личное… Личное! Йемителми не знал доподлинно, как там у северян, хотя подозревал, что так же, но уж на Юге императрица — это все равно что империя, а Южная империя — это половина мира. Личные пожелания половины мира следует выполнять.

Побег южного царедворца с Тюремного острова при таких обстоятельствах никак не вредил королевству Трех ветров, а все равно Йемителми чувствовал себя двурушником. Что ж, такая у него служба, не для щепетильных. Йеми не строил иллюзий — незачем, да и некогда. Нужно было разгребать текущие неприятности, и самой большой из них было исчезновение вовсе не Бенги из тюрьмы, а перстня — из королевского дворца.