Ободренный поддержкой, Рус еще ближе приблизился к Валерии.
— Нет нельзя, — ответила Валерия вдруг пересохшими губами.
А возлежащий на ложах народ в это время покатывался со смеху от одного только их вида.
— Да обними ты ее, не стесняйся, — подсказывали робкому Аполлону. — Это же театр. Тут можно все — в рамках приличия.
Рус покраснел еще больше и послушно и неловко обнял девушку за тонкую талию. Она тоже покраснела, но продолжала улыбаться.
Он еще немного потоптался, неуклюже произнося какие-то глупости, и, видя, что дело явно застопорилось, все признали его миссию не выполненной, и они уступили место Элии и Аттиле.
Сестра императора не стала сильно затягивать с разговорами и ловко уронила юношу на свободное ложе. Нависнув над Аттилой, и разметав волосы, она вдруг не спеша расстегнула фибулу и ее хитон упал вниз, удерживаемый одним только поясом. Взору Гунна открылась прекрасная крепкая грудь римской аристократки.
— Камилл, любимый, — воркующе прошептала она Гунну на ушко. — Ну возьми меня. Видишь — я вся горю.
Однако Гунна, несмотря на молодость, это нисколько не смутило. Он только лихорадочно засопел, а зрители одобрительно засмеялись. Кроме Валерии и Руса, которые, наверное, мысленно перенесли эту сценку на себя и оба одновременно покраснели.
— О, волшебная Венера, — хрипло промолвил Гунн. — Ты прекрасна. Но я вынужден тебя огорчить — я люблю Ливию, — добавил он, впрочем, не делая никаких попыток освободиться от ее объятий.
— Ну, тогда подари мне что-нибудь на память о себе, — прошептала она еще более соблазнительно, прижимаясь к нему своим обнаженным телом, и даже немного подрагивая — то ли от приторного то ли от настоящего возбуждения. Она в шутку попыталась снять перстень и Гунн серьезно насупился.
— Извини, прекраснейшая, но это очень ценный перстень, — честно сказал он, и от его необычайно серьезного тона все покатились со смеху.
Под общие горячие аплодисменты Элия неторопливо поднялась и медленно вернула хитон на свое законное место. Пьеса перешла к заключительной стадии — поединку.
Аттила и Теодорих дрались на палках. И это получалось у них искренне и совсем не по театральному. Да и не умели они изображать сражение. И поэтому эту сценку все смотрели с особым интересом. Юноши — с точки зрения военного искусства и умения, девушки — просто завороженные красивым зрелищем.
Гот был выше и сражался яростно, но Аттила был коренаст, да и старше по возрасту. И в конце концов победил своего оппонента без всяких ролей.
И им аплодировали словно в Колизее.
— Ну что ж, кубок победителю, — сказала Элия, поднося вино Аттиле. Не отрывая от нее своих глубоких глаз, он вежливо поклонился, принимая этот дар.
За отдыхом после игры все как-то незаметно разбрелись по дому.
Рус и Валерия стояли на террасе третьего этажа и смотрели на ночной Рим, на золотой дворец Нерона рядом с мрачным темным силуэтом Тарпейской скалы, на платановые рощи в саду Мецената, яркие огни в котором свидетельствовали о том, что гулянье там уже началось.
Они тихо разговаривали о чем-то серьезном и им старались не мешать.
Элия же сидела в отдаленной беседке в обществе Аэция.
— Я смотрю — ты сильно изменилась, — тихо говорил Аэций. — Раньше тебя не тянуло к юношам, которые младше тебя.
— А ты сам? — улыбалась в ответ Элия.
— Ну, я-то всего на год, — протянул он. — Это ничего не значит.
— Значит, да еще как, — засмеялась девушка.
Аэций пожал плечами.
— Как бы то ни было — все это осталось в прошлом, — сказал он.
— Ну почему же? — проговорила Элия. — У тебя есть возможность все вернуть как было. Вспомни наши сценки. А будут еще более интересные, обещаю! За это время я многому чему научилась, — произнесла она с легкой горечью
Римлянин снова пожал плечами, не обратив внимания на ее интонации.
— Ты же видел, — продолжила она, — я и не соблазняла в общем-то Гунна. Это я делаю несколько иначе — даже в играх.
— Я помню, — равнодушно ответил он.
И Элия слегка отстранилась, внимательно глядя на Аэция.
— Ну что ж, — улыбнулась она устало, поправляя складки своего хитона. — Как знаешь. — Она вдруг засмеялась. — А взгляд у твоего друга, словно два кинжала — аж мурашки пробирают до самой глубины, — и она поежилась.
— Просто глаза у него сильно черные, — пожал плечами Аэций. — Впрочем. Мы давно привыкли и уже не замечаем. Хотя, наверное, на женщин такой взгляд должен производить впечатление.
— А вы действительно с ним друзья? — спросила она задумчиво.
Аэций кивнул.
— Конечно, — подтвердил он.
— Раз так, — сказала она, недобро улыбаясь в темноте. — Ну тогда сделай одолжение — позови сюда Аттилу.
— Как скажешь, — пожал Аэций плечами, приподнимаясь, словно только этого и ждал. — Но предупреждаю — у тебя с ним тоже ничего не получится.
— Я думаю — тут ты ошибаешься, — ответила она ему уже в спину.
Аэций нашел Гунна в обществе Теодориха. Они со смехом и шутками, расспрашивали остроглазую рабыню о чем-то. Девушка откровенно кокетничала и смеялась в ответ, ничего, впрочем, не отвечая.
Не успел Гунн войти в темную беседку, как шею ему обвили жаркие женские руки.
— Победителю полагается поцелуй, — прошептала сестра императора, прижимаясь всем своим телом.
