Перст судьбы - [39]

Разговор, как это обыкновенно бывает, коснулся самой животрепещущей темы, т. е. бандитов.

Лючетта, как всегда, вспомнила о пленном англичанине, о котором уже несколько раз рассказывала капитану.

— Бедняжка, — проговорила вполголоса Лючетта, — я бы очень хотела знать, что с ним сталось. Как ты думаешь, папа, выпустили его на свободу?

— Сомневаюсь, дитя мое. Они выпустят его только после получения выкупа.

— А, как ты думаешь, сколько они хотят?

— Вы, кажется, синьорина, — заметил граф, — сами готовы заплатить за него выкуп?

— О, очень охотно, если бы могла!

— Вы относитесь, кажется, с большим интересом к этому англичанину. Какой-то бедный художник!

— Какой-то бедный художник! Знайте, граф Гвардиоли, что мой брат тоже бедный художник и очень гордится своим званием так же, как и я, его сестра.

— Тысяча извинений, синьорина, я не знал, что ваш брат артист. Я подразумевал только этого англичанина, который, может быть, вовсе не художник, а шпион мошенника Мадзини. Может быть, для него большое счастье, что он попал в руки бандитов. Если бы он попался мне, и я узнал бы, что он шпион, я бы не ждал выкупа, а немедленно бы надел ему галстук из веревки.

У Лючетты от негодования побледнели даже щеки и засверкали глаза. В это самое мгновение раздался тихий стук в дверь.

— Войдите! — крикнул капитан, расположившийся у синдика, как у себя дома.

Открылась дверь и вошел сержант.

— Что случилось? — спросил офицер.

— Пленника привели, — отвечал сержант, приложив руку к козырьку.

— Бандита?

— Нет, капитан, наоборот, этот человек говорит, что сам был у них в плену и бежал.

— Что он из себя представляет?

— Молодой человек, кажется, англичанин, хотя хорошо говорит по-итальянски.

Лючетта не могла удержаться от радостного возгласа. Бежавший пленник не мог быть никем иным, как только тем, о котором она всегда думала.

— Синьор Торреани, — обратился капитан к своему хозяину, видимо, довольный полученными известиями, — позвольте мне удалиться и допросить пленного.

— Не беспокойтесь, капитан, — отвечал синдик, — вы можете приказать привести его сюда.

— Да, да, — прибавила Лючетта, — я уйду, если мое присутствие вас стеснит.

— Нисколько, синьорина. Этот молодой человек, если я не ошибаюсь, и есть тот бедный художник, который вас так интересует.

По знаку Гвардиоли сержант вышел и скоро вернулся с пленником.

Это был Генри Гардинг.

Молодой англичанин был очень удивлен тем, что, вырвавшись из рук бандитов, снова попал в плен, теперь к солдатам.

Несмотря на лохмотья, молодая девушка тотчас же узнала прекрасное, мужественное лицо Генри, горевшее в этот момент негодованием. Нечего говорить, что Генри сейчас же узнал в красавице сестру своего друга.

Глава XLIV. ДОПРОС

Капитан граф Гвардиоли поймал взгляд симпатии, которым обменялись Генри и дочь синдика.

Этот взгляд еще более подзадорил в нем желание выказать свою власть над молодым англичанином.

— Где вы поймали этого оборванца? — спросил он сержанта, бросая презрительный взгляд на Генри.

— Мы его схватили в тот момент, когда он тайком пробирался к деревне.

— Тайком! — вскричал молодой англичанин, пристально смотря на сержанта, опустившего глаза… — За мои лохмотья вам следует краснеть, г-н офицер. Если бы вы и ваши солдаты лучше исполняли свои обязанности, моя одежда не была бы в таком состоянии.

— Ого, синьор, у вас слишком острый язык! Советую вам отвечать только на вопросы.

— Я имею право говорить первый… По какому поводу я в плену?

— А вот это сейчас выяснится. Есть у вас паспорт?

— Странный вопрос для человека, только что вырвавшегося из когтей разбойников!

— Почему мы можем это знать?

— Мое появление здесь и мой внешний вид служат неопровержимым доказательством моих слов. А если вам этого недостаточно, то я призову в свидетели синьорину, которая, может быть, вспомнит пленника, виденного ею со своего балкона.

— Конечно, конечно, папа, это тот самый.

— Я подтверждаю, капитан Гвардиоли, что этот человек и есть тот самый английский художник, о котором мы говорили.

— Возможно, — ответил Гвардиоли с недоверчивой улыбкой, — но, может быть, синьор играет и другую роль, о которой он умалчивает.

— Какую другую роль? — спросил Генри.

— Шпиона.

— Шпиона! — повторил пленник, — но для кого и зачем?

— А вот это я и хочу узнать, — иронически заметил Гвардиоли. — Ну, сознавайтесь! Ваша искренность сократит время вашего плена.

— Моего плена?.. Но по какому праву, милостивый государь, говорите вы о плене? Я британский подданный, а вы офицер папской армии, а не начальник бандитов… Берегитесь, вы рискуете!

— Чего бы мне это ни стоило, синьор, но вы мой пленник и останетесь им до тех пор, пока я не узнаю причин, приведших вас в эти места. Ваши рассказы очень подозрительны. Вы выдаете себя за художника?

— Я и есть художник, хотя очень скромный, но не все ли это равно.

— Совсем не все равно. Почему вы, бедный художник, очутились в этих горах? Если вы англичанин и артист, как вы утверждаете, то ведь вы приехали в Рим изучать искусство? Так с какой же целью вы очутились здесь? Отвечайте, синьор!

Молодой человек колебался, сказать ли правду?

Одного слова было достаточно, чтобы получить свободу.