Перст судьбы - [14]

Генри Гардинг.»

Можно представить себе волнение генерала при чтении этого сухого и холодного письма. При первых словах он вскочил и стал читать на ходу, а когда кончил, он топнул с такой силой по паркету, что задребезжал хрусталь и фарфор на столе.

— Милосердный Боже, что это значит! — вскричал он.

— Что, дорогой отец? — спросил медовым голосом Нигель. — Вы получили дурные известия?

— Известия! Известия! Это гораздо хуже!

— Можно спросить, от кого?

— От Генри!.. Негодяй, неблагодарный! На, читай!

Нигель повиновался.

— Действительно, очень неприятное послание — просто наглое, но что это значит? Я не могу понять.

— Не все ли равно! Достаточно того, что он уехал. Я его знаю! Он сдержит свое обещание, он весь в меня. Уехал! Великий Боже, уехал!

Несмотря на всю сдержанность, у генерала вырвалось рыдание.

— Но, — заметил Нигель, — определенного он ничего не говорит. Это безумец!

— Ничего не говорит! — простонал генерал. — Да уж одно то, что он мог написать подобное письмо, в котором каждое слово есть посягательство на мой авторитет и вызов!..

— Это правда, и я не понимаю, как он мог осмелиться написать вам это. Очевидно, он страшно раздражен чем-то. Но его гнев так же скоро утихнет, как и ваше справедливое негодование, дорогой отец мой.

— Никогда! Я никогда ему не прощу! Он слишком много злоупотреблял моей снисходительностью! Но больше этого не будет! Я не желаю больше переносить подобного неповиновения, не говоря уже о том, что у него нет сердца. Клянусь Богом, он будет наказан!

— Вы правы, отец мой, — продолжал старший сын, — и раз он просит вас спросить моего мнения, я вам посоветовал бы предоставить его самому себе — по крайней мере, на некоторое время. Возможно, что, оставшись без вашей великодушной поддержки, он скорее почувствует свою зависимость от вас и раскается. Я думаю, что тысячи фунтов стерлингов, которые он просит у вас, посылать не следует.

— Он не получит ни одного гроша, пока я жив!

— И надеюсь, что вы еще долго проживете, дорогой отец мой.

— Худо это или хорошо, мне все равно. Он не получит ни одного гроша! Пусть умрет с голода или образумится.

— Это лучшее средство заставить его вернуться, — с лицемерным вздохом проговорил Нигель. — И поверьте, что это скоро случится.

Это замечание, казалось, на минуту смягчило гнев неумолимого генерала. Он вновь сел за стол и оставался с глазу на глаз со своей бутылкой портвейна гораздо дольше, чем обыкновенно. Вино, по-видимому, сделало его добрее. Перед тем, как ложиться спать, он, слегка пошатываясь, вернулся в свой кабинет и дрожащей рукой написал своему поверенному, приказывая ему выдать его сыну Генри чек на тысячу фунтов стерлингов.

Затем он позвал выездного лакея и приказал ему немедленно отнести на почту письмо.

Желая сохранить это в тайне от всех, генерал старался проделать это как можно тише.

К несчастью, человек, действующий под влиянием четырех бутылок портвейна, не может судить, насколько он осторожно действовал. Нигель отлично знал, что отец написал письмо, угадал, конечно, его содержание и, незамеченный генералом, присутствовал при его разговоре с лакеем. Он подстерег, когда последний собирался уходить, взял у него письмо и передал другому слуге, который, по его словам, шел гораздо дальше и по дороге мог занести письмо на почту. Но новый посол получил предварительно какие-то особые инструкции, вследствие которых письмо генерала не дошло по своему назначению.

Глава XIII. ЛОНДОНСКИЕ ДУШИТЕЛИ

Не зная Лондона, где он был не больше трех раз, Генри предоставил извозчику свезти его в какой-нибудь отель в западной части города. Из боязни, что слух о его размолвке с отцом и о неудачном сватовстве уже распространился в городе, Генри не посетил ни одного из друзей генерала. Гордость не позволила ему ни ставить себя в смешное положение, ни вызывать сожалений. Он хотел скрыть свое горе от всей вселенной. По этой же самой причине он избегал всеми силами возможных встреч с товарищами по колледжу.

Человек, который снес его письмо к отцу, снабжен был также запиской к лакею, в которой Генри приказывал уложить его вещи, белье и оружие и отправить до востребования на станцию Педдингтон. Эти вещи да сто фунтов, которые случайно находились в его кошельке, когда он покинул родительский дом, составляли все его богатство. Деньги исчезли, конечно, в первые же дни пребывания в Лондоне.

Первый раз в жизни он испытал неприятное чувство очутиться без денег в таком большом городе. Но сначала это ему не казалось страшным; он надеялся, что отец пришлет ему тысячу фунтов стерлингов. На этом основании он отправился через неделю к поверенному генерала и спросил, нет ли письма на его имя от отца.

Ответ был отрицательный.

Через три дня он снова пришел и повторил свой запрос. Ему отвечали, что «Лаусон и сын» (фирма дома) уже давно не получали от генерала Гардинга никаких распоряжений.

— Он ничего не пришлет, — грустно сказал себе Генри, уходя из конторы поверенного. — Он находит, что я еще недостаточно наказан, а мой милый братец подольет масла в огонь. Ну и пусть остается со своими деньгами. Я у него не попрошу больше ничего, хотя бы должен был умереть с голоду!