Перси Джексон и похититель молний - [43]

— Туман — могучая вещь, Перси, — улыбнулся Хирон.

— Туман?

— Да. Прочитай «Илиаду». Там есть множество упоминаний об этом. Всякий раз, когда божественные или инфернальные силы вступают в связь со смертным миром, они порождают туман, затмевающий зрение людей. Как полукровка, ты будешь видеть все, как оно есть, но люди станут истолковывать увиденное неправильно. Примечательно, однако, что люди готовы пойти на невероятные ухищрения, чтобы доказать, будто их версия правильна.

Я сунул Анаклузмос обратно в карман.

Впервые я по-настоящему почувствовал, что пускаюсь в поиск. Я действительно покидал Холм полукровок. Я отправлялся на запад самостоятельно, без взрослых, без определенного плана, даже без мобильника. (Хирон сказал, что монстры отслеживают сотовые телефоны; если мы возьмем с собой хоть один, это будет для них как сигнальная ракета.) Выходило, что самым мощным моим оружием, чтобы сразиться с монстрами и достигнуть царства мертвых, становился меч.

— Хирон… — нерешительно позвал я. — Если вы говорите, что боги бессмертны… то, значит, время было и до них?

— Точнее говоря, до них прошло четыре века. Время титанов пришлось на четвертый век, который иногда называют золотым, а это вопиющая несправедливость. Пятый век — век западной цивилизации и владычества Зевса.

— Так что же было… до богов? Хирон поморщился.

— Даже я недостаточно стар, чтобы знать это, дитя, но я знаю, что то было время тьмы, когда смертные пребывали в диком состоянии. Кронос, владыка титанов, назвал свое царствование Золотым веком, поскольку люди жили в неведении и не были обременены знанием. Но это была всего лишь пропаганда. Царь титанов считал, что ваш род способен лишь потреблять выпивку, закуску и дешевые развлечения. В раннюю пору царствования Зевса добрый титан Прометей добыл для человечества огонь, чтобы ваш вид мог развиваться, но Прометея заклеймили как бунтаря и мятежника. Как ты, вероятно, помнишь, Зевс сурово покарал его. Однако в конце концов боги смягчились по отношению к людям, и появилась западная цивилизация.

— Но теперь боги не могут умереть. То есть, пока жива западная цивилизация, они тоже будут живы. Выходит… что, даже если у меня ничего не получится, не произойдет ничего настолько плохого, чтобы все пошло кувырком?

— Никто не знает, сколько продлится век Запада, Перси, — меланхолично улыбнулся Хирон. — Да, боги бессмертны. Но такими же были и титаны. Они существуют до сих пор, запертые в темницах, лишенные власти и вынужденные в наказание терпеть бесконечные муки, но все еще живые. Очень даже живые. Быть может, богини Судьбы воспротивятся тому, чтобы боги когда-либо пережили подобное, а мы вернулись к мраку и хаосу прошлого. Единственное, что мы можем, дитя, — следовать своему предназначению.

— Своему предназначению… знать бы — в чем оно.

— Расслабься, — посоветовал мне Хирон. — Сохраняй ясность мыслей. И помни: может быть, именно тебе суждено предотвратить величайшую войну за всю историю человечества.

— Расслабиться… — огрызнулся я. — Да я вообще не напрягаюсь.

Добравшись до подножия холма, я оглянулся. Хирон стоял под сосной — Талией, дочерью Зевса, — выпрямившись во весь свой немалый рост и высоко подняв лук в знак приветствия. Обычное прощальное напутствие после летних каникул от самого обычного кентавра.

* * *

Аргус вывез нас из сельской местности и доставил на западную оконечность Лонг-Айленда. Странно было снова оказаться на шоссе; Аннабет и Гроувер сидели рядом со мной, как обыкновенные попутчики. После двух недель на Холме полукровок реальный мир казался чем-то фантастическим. Я поймал себя на том, что, как дикарь, глазею на «макдоналдсы», на ребят на заднем сиденье родительской машины, на придорожные щиты и торговые центры.

— Пока все хорошо, — сказал я Аннабет. — Вот уже десять миль проехали — и ни одного монстра.

Она ответила мне раздраженным взглядом.

— У тебя рыбьи мозги. Такие слова не доведут до добра.

— Напомни, а то я забыл: отчего ты меня терпеть не можешь?

— Неправда.

— Ты меня за дурака держишь?

— Слушай… не обязательно же нам ладить? — Она принялась мять свою кепку-невидимку. — Наши родители — соперники.

— Почему?

— Вот же настырный, — вздохнула Аннабет. — Как-то раз мама застала Посейдона с подружкой в храме Афины — ничего неуважительнее и быть не может. В другой раз Афина и Посейдон состязались — кому быть покровителем Афин. В качестве дара твой папа открыл какой-то там источник соленой воды, а моя мама вырастила оливковое дерево. Люди увидели, что ее дар лучше, вот и назвали город в ее честь.

— Наверное, просто потому, что они любили оливки.

— Отвяжись.

— Вот если бы она изобрела пиццу — это я понимаю!

— Сказала — отвяжись!

Аргус на переднем сиденье улыбался. Он ничего не сказал, но голубой глаз на затылке подмигнул мне.

Движение транспорта в Квинсе стало медленнее. К тому времени, когда мы добрались до Манхэттена, солнце уже садилось, стал накрапывать дождь.

Аргус высадил нас на остановке «грейхаундов» в Верхнем Ист-Сайде, недалеко от квартиры, где мама когда-то жила с Гейбом. К почтовому ящику был приклеен промокший флайер с моей фотографией и надписью: «Ты видел этого мальчика?»