Персей - [3]
В данный момент была в Лире какая-то смутность, непроницаемое нечто, что придавало ей особую привлекательность и окутывало атмосферой тайны, которую еще более подчеркивало отсутствие макияжа. Она пришла сюда, в английский сад, не ради себя, а чтобы помочь кое-кому другому. Этим кое-кем другим был ее отец, правитель далекого Тулия. В народе его звали Пневмопотамом — огнедышащим драконом волн, — таким образом выражая свое уважение.
Отец Лиры отчаянно нуждался в чем-то, но никогда не говорил, в чем именно, боясь быть подслушанным и неправильно понятым. Человек он был высокий, с волнистой шевелюрой, и тщательно следил за своим образом. Поэтому, когда дочь предложила ему исполнить его тайное желание, не зная, в чем оно заключается, он растрогался до слез.
— Помню, когда ты была еще ребенком, — сказал он, обняв ее за плечи, — я все думал, что ты послана мне в утешение. Теперь я это знаю точно!
— Отец, я прошу лишь о возможности отработать тот особый долг, которым я обязана Олимпийцам, ибо, насколько мне известно, я не появилась бы на свет, если бы Зевс не шепнул тебе на ухо: «Не убивай ее, это ж всего-навсего девочка, чем она сможет тебе навредить?»
— Верно, ты кое-чем обязана Зевсу, — заметил отец. — Но еще больше ты обязана Афине, которая вложила эту мысль ему в голову и ненавязчиво внушила, чтобы он передал ее мне.
— То, что ты говоришь, очень интересно, отец, — сказала Лира. — Но как случилось, что Афина приняла такое участие в моей судьбе — ведь всем известно, сколь мало ее интересуют человеческие младенцы женского пола?
— Да, известно, — ответил отец. — Но что до ее побуждений, тебе придется подождать и понять их самой. Ибо боги не бросают ответы нам под ноги, считая, что мы слишком заняты собственными наслаждениями, чтобы обратить внимание на неземные духовные услады.
Лире пришлось этим и удовольствоваться. У нее были свои причины, побудившие ее согласиться исполнить желание отца. Тайные причины, о существовании которых вряд ли кто-то мог догадаться. В это просто невозможно было поверить: чтобы за столь чистым лбом скрывались коварные помыслы?! Чтобы столь ясные глаза могли таить в себе такие сложности? Об этих чертах образа Лиры мало кто знал. А если и знали, то не придавали значения. Трудно сказать, что хуже, да Лира и не пыталась говорить. В этом смысле она была мудра не по годам.
И вот теперь она сидела в английском саду. Ее немного тревожило то, что английский сад был по-прежнему тут. Ну что ж, если ей надо сыграть свою роль в саду, значит, так тому и быть. Глядя в серебряное зеркальце, Лира трезво оценила свои преимущества. Недурна собой, приличные баллы по тесту академических способностей и умение сопереживать маленьким мохнатым лесным зверюшкам. Другие начинали и с меньшего.
Именно тогда в сад вошел Персей. Несколько масляных ламп, стоявших на мраморных постаментах, освещали сцену, в высшей степени строго античную. Здесь не было праздных зрителей, способных накинуть на сцену сеть самоиронии. Здесь были только они двое — и кот.
Кот проскользнул сюда вслед за Лирой. Мы не можем сказать в данный момент, что его побудило, но мы более чем недовольны его присутствием. Разве не обещали мы строго придерживаться главной темы? И вот, пожалуйста — какой-то кот проникает в пейзаж и отвлекает все внимание на себя своей короткой шерсткой и так далее.
Мы снова наконец вернемся к основному вопросу. Вопросу о ясности. Персей вошел в английский сад, но едва он шагнул с мозаичного пола в сырую прохладу хорошо увлажненного сада с рифлеными колоннами и аккуратными цветами в декоративных вазах, как за его спиной что-то шевельнулось. Принц обернулся быстро, но без особой паники и даже без паники вообще. Ему показалось, что в коридоре кто-то есть, а когда вам так кажется, то возникает желание разрешить все сомнения, в особенности если вас воспитывали на историях зверских убийств и прочих кровавых душегубств. Старый Като, слуга принца, с детства вбил ему в голову мысль, что за каждым кустом таится убийца и что расслабляться не следует даже в помещениях, где кустов, как правило, немного.
— Кыш-ш-ш, — сказал он с северным акцентом, от которого во рту оставался привкус морошки и мурашки тихонько ползли по спине. Но никого не увидел, кроме пятна табачного цвета на стенке, оставленного каким-то отхаркивавшимся сукиным сыном.
Персей опять повернулся лицом к саду, сознавая, что опоздал на встречу и тем самым затуманил ясность повествования. Но не его вина, если вам приспичило делать такие выводы.
— Привет, — сказал Персей. — Это с вами у меня свидание?
— Нет, я пришла сюда, чтобы принести человеческую жертву. Шутка.
Они уставились друг на друга. А в другом крыле дворца мать Персея, Марджори из Афин, сидела на обычном сеансе, которые она проводила раз в неделю по средам, — сидела в темной комнате, и рука ее покоилась в руке, принадлежавшей, как она верила, ее возлюбленному мужу, доктору Арчибальду.
