Персеваль, или повесть о Граале - [11]

Как и твердыни той названье,

Я знаю только, что сеньор

Зовётся Горнеман де Гор».

Она в ответ: «Ах, друг прелестный,

Всё вы поведали чудесно,

Как куртуазность нам велит.

Пусть Царь небес вас наградит.

Сеньор тот, правда, благороден,

И мне такой ответ угоден,

Всё так, святым Рикье клянусь[42],

То подтвердить не затруднюсь,

Ведь я племянница его,

Но с ним не виделась давно.

Он благороден безупречно,

И не встречали вы, конечно,

В дороге ласковей приём,

Ведь он настаивал на том,

Чтоб принимать гостей радушно,

Богато и великодушно,

Как то предписывает честь.

А здесь осталось пять иль шесть

Хлебов, отправленных мне дядей,

Священником, что благодати

Причастен святостью души.

Вина варёного кувшин[43]

На ужин припасён последний,

И есть косуля, что намедни

Убита стражником моим».

Накрыть столы велит засим.

Столы накрыли, сей же миг

Все сели ужинать за них,

Был ужин кратким и не сытным,

Но показался аппетитным.

Закончив, разошлись все вскоре.

Кто прошлой ночью был в дозоре,

Те спать идут; при свете звёзд

Те, у кого сегодня пост,

К охране города спешат.

Числом их было пятьдесят,

Конюших, рыцарей-дозорных.

Меж тем усильем слуг проворных

Устроен гость был как пристало:

И простыни, и покрывало,

Подушки – всё принесено

И рыцарю отведено.

Роскошно убранное ложе

Он получил тогда, но всё же

За исключением того,

Чем усладить могла его

Та, что его очаровала,

Когда б ему принадлежала,

Или другая. Только он,

Ещё невинный, в сладкий сон

Пал, как ребёнок, беззаботно.

Но запершись в покоях плотно,

Меж тем хозяйка не спала,

Она встревожена была,

Ведь не на кого положиться

В той тягостной войне, что длится

И начата против неё.

Вертелась, вскакивала всё,

Страдая тихо в одиночку.

Надев на белую сорочку

Из багряницы плащ, она,

Отваги, мужества полна,

Отправилась за приключеньем,

А вовсе не за развлеченьем:

Решила к юноше попасть

И рассказать ему хоть часть

Того, что так её терзало.

Вот со своей кровати встала,

Из спальни вышла госпожа,

От страха плача и дрожа

Так, что дышала еле-еле;

Вот подошла она к постели,

Где видел гость десятый сон.

Был громок всхлип её и стон.

Пред ним колени преклонив,

Она взрыдала, оросив[44]

Герою всё лицо почти,

Но дальше не могла идти

И разбудила гостя плачем.

Тот был немало озадачен,

Лишь ощутив, что влажен лик,

И он узрел её в тот миг,

Та обняла его за шею

Со всею страстностью своею,

И так же он её обнял

И к персям ласково прижал,

Спросив её: «О чаровница,

Чего хотите вы, девица?

Почто я здесь вас нахожу?

– Ах, сжальтесь, рыцарь, вас прошу

Во имя и Отца и Сына,

Не осуждайте беспричинно

Меня за то, что к вам пришла я.

И если я почти нагая,

То не из помыслов срамных

Или намерений дурных,

А просто нет на свете боле

Печальней, тягостнее доли,

Чем та, что пала на меня,

И нет покоя мне ни дня.

Скорблю, страдаю всякий день я,

Нет никакого исцеленья,

И столь судьба ко мне сурова,

Что не увижу ночи новой

И послезавтрашнего дня –

Умру, сама себя казня.

Здесь из трехсот и десяти

2000

Мужей, способных бой вести,

Осталось только пятьдесят,

Поскольку двести шестьдесят

Врага лихого жертвой стали

Ангигеррона, сенешаля[45]

Сеньора Кламаде де Иль[46],

Он тех убил, тех заточил.

Печалюсь я о заточённых

Не меньше, чем об умерщвлённых,

Ведь знаю, что убьют их тоже,

Они не выйдут на свет Божий.

Из-за меня пасть многим смелым,

А мне отчаянье уделом.

Пришлось терпеть осаду нам

Всю зиму, лето, только сам

Ангигеррон не появлялся,

А вражий сонм всё разрастался,

Всё меньше становилось нас,

И до того иссяк припас,

Что и пчеле здесь нет еды.

Так туго нам от сей беды,

Что если Бог нам не поможет,

Наш замок завтра же, быть может,

Во власть злодею попадёт,

И нам не отстоять оплот.

Захватят замок – быть в плену мне,

И потому всего разумней

Убить себя, а там пускай[47]

Он завоёвывает край.

Мнит Кламаде меня своей,

И он получит, но, ей-ей,

Моё безжизненное тело.

Кинжал из тонкой стали белой

Я в тайном ларчике держу,

Себя им в сердце поражу.

Всё рассказала я на совесть,

Теперь уйду, закончив повесть,

Чтоб отдохнули до утра вы».

И рыцарь наш достигнет славы,

Коль будет храбрым, он готов,

Ведь не придёт девица вновь

Лить слёзы у его лица –

Всё рассказала до конца,

Чтобы вдохнуть в него желанье

Пойти на это испытанье,

Лишь храбрость в сердце он приемли,

Чтоб защитить её и земли.

«Подруга, – рыцарь говорит, –

Пусть вас улыбка озарит,

Утешьтесь, больше не грустите,

Ко мне поближе подойдите,

Не плачьте, слёзы здесь излишни.

Вас завтра наградит Всевышний

Судьбой счастливей, чем досель.

Ложитесь-ка со мной в постель,

Что широка и для обоих,

Пробудьте ночь в моих покоях».

И та: «Раз вам по нраву сё,

Будь так». Он лобызал её,

Прияв в объятия свои,

А после с нежностью любви

Укрыл девицу тёплой тканью.

Та не противилась лобзанью –

Ей не понравилось едва ли.

Они бок о бок пролежали,

Рука в руке, уста в уста,

Всю ночь, покуда день не встал.

Она изведала украдкой

Всю прелесть сна, в котором сладко,

Устами, дланями сплетясь.

В свои покои возвратясь,

Она оделась спозаранок

Сама, без помощи служанок,

Чтоб никого не разбудить.

А стражи стали приходить

И воинам, что ночью спали,

Велеть, чтоб с лож они вставали.

Так поднялись все на заре.

А госпожа о той поре,

Не медля, к гостю устремилась.

«Сеньор, – учтиво обратилась, –

Пошли вам Бог удачных дней,

Ведь знаю я всего верней,