Перо и маузер - [8]

По вечерам мы с Янисом Зедынем частенько вспоминали о прежних хозяевах, о девушках, которых любили, и о многом другом из своей батрацкой жизни.

— Теперь в Прибалтике здорово холодно по вечерам.

— Да.

— Я думаю, что Давид Калнынь скоро начнет убирать свой картофель. Эх, поесть бы печеной в золе картошки!

Давид Калнынь кормил своих батраков картошкой. С утра — со снятым молоком. В обед — с простоквашей. Вечером — с тощей селедкой. Давида Калныня, у которого мы батрачили, мы не могли забыть и в далекой южной степи.

Янис Зедынь любил поесть. Он спокойно продолжал жевать, когда аэропланы белых бросали свинец. Ел неторопливо, ворочая сильными скулами.

— Ты, Петерис, давишься, как индюк... Схватишь какую-нибудь болезнь желудка, — всегда подшучивал он надо мной.

— Янис, стоит ли думать о таком пустяке, как болезнь желудка, когда кругом сыплются пули? Нам, батракам, набивавшим желудки хозяйской картошкой, теперь уже ничего не повредит.

Янис Зедынь был человек организованный. После еды он долго и старательно чистил свой складной нож. По утрам, делая гимнастику (это тоже вошло в его жизненную систему), он подбрасывал снаряды легко, как игрушки.

— Ты стал мягкотелым, Петерис, надо тебе заняться гимнастикой, — бранил он меня.

Его учеником и компаньоном по гимнастике стал наш четвертый товарищ, мадьяр, бывший военнопленный. Я уже забыл, как его звали. Он был из нашей батареи и сам вызвался мне в помощники. Я взял его еще и потому, что он видел немецкие танки и кое-что в них смыслил.

Зедынь учил его приемам гимнастики. Мадьяр, уже немолодой, седеющий, высокий и худой, очень старался подражать Зедыню, так как, по его словам, чувствовал себя после гимнастики здоровее.

— Погляди, какие у меня бицепсы. Бугры! У тебя тоже такие разовьются, — хвастал Зедынь, ощупывая свои мышцы.

Мадьяр был дряблый, но с удивительным старанием проделывал все, чему его учил Зедынь.

Наблюдая за ними, Ваня Петров сочинял новые анекдоты, над которыми сам смеялся больше других.

Иногда мадьяр рассказывал нам о своей стране. Он был когда-то учителем. Потом его призвали на военную службу. Сочувствовал социал-демократам. Кричал «ура» императору и социализму. Потом попал в плен к русским. Дождался Октябрьской революции— социализма без царя. Теперь в Красной Армии борется с остатками контрреволюции, чтобы потом вернуться домой, в Венгрию, и бороться там за мировую революцию.

Такими были мы. И так текли наши дни, когда мы ждали наступления.

Кузнечики трещали с такой беззаботной радостью, что часто нам казалось — мы просто выехали в поле... Странная вещь — война! В особенности война с повседневностью, с которой человек сжился.

3

С вечера мы уже знали, что ночью надо ждать наступления, в котором примут участие танки. Эти сведения принес разведчик.

Начальник артиллерии еще раз проверил по телефону мою боевую готовность. Он любил держать связь с фронтом по телефонным проводам. Последним его приказанием было:

— Ни в коем случае не бросать орудия. Подпустить танки возможно ближе. Не отступать, если даже из окопов отступят стрелки (стрелкам начальник артиллерии не верил). И главное, не бояться, когда станут палить из орудий. Все. строго рассчитано. Ваши орудия в таком секторе, который не будет подвергаться непосредственно обстрелу своей артиллерии.

Признаться, я почувствовал глубокое уважение к авторитету начальника артиллерии. Он умел так тонко рассчитывать. По телефонному проводу он был безжалостен и непобедим.

Вечер был туманный. Туман поднимался с Днепра, подползал быстро, закрывая слепящей пеленой окопы и горизонт.

Где-то затрещал пулемет и смолк. Степь насторожилась. В тумане загремели колеса. Рассыпая искры, от окопов возвращались походные кухни.

Придут ли?

Ваня Петров рассказывал анекдоты. Но в тот вечер смеялись только его глаза. Мы все ждали, превратившись в слух и слившись с настороженной туманной тишиной.

Снова пулемет. Но уже трещит, не смолкая, — минуту, две, три, еще и еще... Трещит, задыхаясь (должно быть, глотает новую ленту), трещит, испуганный тревогой. Скоро к нему присоединились винтовки. Потом прогремел выстрел из тяжелого орудия. Над нашими головами пролетел и разорвался первый снаряд. В тумане, как в клубах пара, закипел бой, приближаясь со стремительной быстротой. По-видимому, стреляли и белые. За нами рвались снаряды.

Телефон перестал работать.

Где-то в надежной паутине проводов сидел осторожный начальник артиллерии. Ваню Петрова я послал в окопы узнать, что там происходит. Мы ждали его с нетерпением. Уж не заблудился ли он в тумане?

Вдруг из тумана выросли два всадника. Очертания фигур расплылись в тумане, и лошади казались невероятно огромными. Взмыленные кони тяжело храпели, белая пена летела клочьями. Всддники почти лежали на крупах.

Одним из всадников оказался командующий.

— Товарищ Гайгал, сейчас идут в наступление танки. По сведениям разведки, они взяли направление на ваш сектор. Примите их как должно.

— Будет исполнено!

— Ну, не дрогнули ли сердца?

— Нет, товарищ командующий!

— Всего хорошего!

— Будьте покойны, товарищ командующий!