Перо и маска - [21]

К жанру приключений эту книгу причислить, несмотря на заглавие, нельзя. Судите сами по этому отрывку:

«Градоправитель Москвы князь Петр Михайлович Волконский писал его отцу, что по неисповедимому стечению обязан он завтрашним утром взять под стражу графа Федора Бутурлина по подозрению в избиении будочника на Таганской площади. Но, памятуя многолетнюю свою боевую дружбу с графом Михаилом Алексеевичем, допрежде того его предупреждает, чтобы снаряжал он сына к поспешному бегству. Чего ради приложены подорожные, подписанные задним числом. Саму же записку осторожности для просит сжечь.

Старый граф ни слова не прибавил сыну и, прощаясь с ним надолго, может быть, навсегда, почел нужным передать ему пакет, из содержания которого Федор, когда будет в безопасности, сможет узнать семейную тайну, доселе от него скрываемую, и, сняв с груди медальон с портретом его матери и локоном ее волос, надел его на шею сына, благословил и отпустил подкрепиться перед отъездом».

И хотя в дальнейшем с графом происходят необычайные приключения, все же книга скорее похожа на историческую повесть времен Александра I, когда в Москве «градоправителем» был фельдмаршал князь П. М. Волконский.

Когда были написаны эти книги?

Все эти «допрежде того», «осторожности для», «почел нужным», «доселе», «убиении» характеризуют стиль начала XIX века. Но оказывается, «семейные предания московского ботаника» — это подделка под стиль начала прошлого века, пародирующая исторические повести того времени. Поэтому перед нами пример литературной мистификации.

В этой серии вышла еще одна (пятая) книжка: «Юлия, или Встречи под Новодевичьим. Романтическая повесть, написанная московским ботаником X. Москва, 1928 г. Гравюры по дереву оттиснуты с оригинальных досок А. Кравченко в его мастерской».

Повесть написана в виде дневника, ведущегося автором с 12 апреля 1827 по 18 февраля 1828 года. Рассказ стилизован, что видно хотя бы из следующих отрывков.

Один об игре на бильярде знаменитого игрока Менго: «Менго не только делал все билии, но, играя в черед, всегда офрировал партнеру такие шары, что они либо были накрепко приклеены, либо стояли в труднейшем абриколе».

Другой о цыганском пении: «В первом же кабаке его взяла такая грусть, что неудержимо потянуло к цыганкам, и он начал искать — не поет ли где Стешка? Однако рок преследовал его и на путях искусства… Степанида с дочерью уехали петь в Свиблово… Осталась одна надежда на последнее убежище всех допившихся до белых слонов гусаров — Маньку-Пистон, которая своей разухабистой песней «Разлюбил, так наплевать, у меня в запасе пять» произвела землетрясение на Ваганькове…»

Целью написания этой занятной квинтологии, по-видимому, было стремление ввести читателей в бытовую обстановку старой Москвы с будочниками, злачными местами, с ее глухими улицами, досконально сохранив подлинный стиль и язык того времени. Кто же был их автором? Разгадку находим в словаре псевдонимов И. Ф. Масанова (М., 1960, т. IV, стр. 510), где указано, что псевдоним «ботаник X.» принадлежит писателю, экономисту Александру Васильевичу Чаянову. Под именем «фитопатолога Y.» скрывался, как мы уже могли догадаться, художник А. Кравченко.

Поэты, которых не было

Как это ни кажется странным с первого взгляда, но такие поэты известны в литературе.

«Стихотворения Раули» — это мистификация английского поэта Томаса Чаттертона. В действительности никакого Раули не существовало. Взяв псевдоним, Чаттертон создал стилизованную подделку под стиль XV века, то есть применил мистификацию.

Способный поэт, крупнейший предшественник романтической поэзии, Чаттертон прожил всего восемнадцать лет (1752–1770), оставив несколько заметных произведений. Известна его «Бристольская трагедия», где есть такие строки:

Скажи владыке твоему —

Не стану бить челом.

Пусть лучше я умру, а быть

Я не хочу рабом!

Юноша жил в аббатстве и, бродя по темным его подземельям, выдумал собеседника — монаха, нашептывавшего ему мрачные романтические баллады. Изданные стихотворения Раули имели огромный успех, но когда обман раскрылся, Чаттертон был подвергнут самой жестокой травле со стороны ханжей-клерикалов.

Не выдержав травли, Чаттертон написал последние стихи, после чего, приняв яд, покончил с собой. Вот эти стихи:

Прощайте вы, шуты и олдермены[13],

Вы, данники разврата и измены!

Я ухожу для неземных услад,

Но вы… по смерти вы сойдете в ад!

Прощай, о мать! Дух страждущий, усни!

Я мог бы жить, но завершаю дни.

О небо! Нет иного мне пути…

Последний акт отчаянья прости!

В некрологе его было написано, что в лице восемнадцатилетнего юноши Англия лишилась второго Шекспира.

Целью его мистификации была маскировка, ибо смелые мысли поэта, обличавшего рабство, не были бы пропущены в печать. Пришлось обратиться к подделке под стиль далекого прошлого. К сожалению, она была раскрыта, и классовые враги уничтожили поэта-обличителя.

Но существует мистификация, которая была сделана и чисто личных целях. В 1853 году в журнале «Пантеон» появился эпизод из поэмы «Адвокатство женщин» Евгении Сарафановой. Впоследствии эта поэма вошла в собрание сочинений Г. П. Данилевского, автора исторических романов «Сожженная Москва» и других. Оказалось, что, когда Данилевский предложил эту поэму как свою, она была отвергнута. Тогда с целью добиться опубликования поэмы он прибегнул к мистификации. Написав письмо редактору В. Р. Зотову от имени шестнадцатилетней поэтессы, он приложил к письму поэму и на этот раз достиг цели.