Перо бумажной птицы - [17]

– Приятно иметь дело с толковыми людьми! Нам нужна Любовь Антоновна Степашина. Третий этаж, тридцать первый кабинет.

Любовь Антоновна оказалась сухой желчной женщиной с ежиком седых волос. Пальцы с коротко остриженными ногтями, как у врача. Кисетные складки возле губ.

Он предвидел сложности со свидетельницей, но в дело вступил Макар, и вскоре Степашина даже снизошла до полуулыбки. Илюшин умел казаться безопасным. Сергей не мог удержаться от внутренней ухмылки: а ведь она наверняка считает себя проницательной!

Макар, естественно, соврал. Глядя чистосердечно и ясно, он заверил, что они действуют в интересах полиции, которая своими силами не справляется с поиском всех пропавших.

– Свидетели видели Дашу живой и здоровой, поэтому всерьез заниматься расследованием никто не будет. В конце концов, она совершеннолетняя. Но мы ведь с вами взрослые люди…

Он замолчал и с убедительным видом развел руками. Это выглядело так, словно Илюшин обозначает величину проблем, которые могут ждать Дарью Белоусову.

– Я готова вам помочь, только не понимаю, почему вы ко мне обратились. Даша окончила наш интернат год назад.

– С тех пор вы ее не видели?

– Отчего же, видела. Она забегала где-то раз в пару месяцев… Но не подумайте, что я знала, как обстоят у нее дела. Даша очень мало рассказывала о себе. Она вообще не любит откровенничать.

– Зачем же она заходила?

– Во-первых, я льщу себя надеждой, что она скучала по мне. – Степашина усмехнулась, словно говоря, что не стоит принимать ее слова всерьез. – Во-вторых, выпускники часто заглядывают. Даша была намного самостоятельнее прочих, у нее семья, а большинство наших воспитанников – это сироты… Но любому нужно место, где с порога принимают как своего. Мы давали ей возможность побыть ребенком. Для таких детей, как Даша, вынужденных рано взрослеть, это настоящая отдушина.

– Какой она вам кажется? – спросил Макар. – Я имею в виду характер.

– Упрямой. Себе на уме. Замкнутой и имеющей обо всем собственное мнение. Академические способности отличные: с учебой у нее не возникало никаких сложностей. Выраженной одаренности, пристрастия к чему-то я не замечала. Хотя нет, пожалуй, в секцию бокса она с удовольствием ходила…

– Бокс?

– А что вас удивляет? Ей же надо было научиться как-то себя защищать. Да и выбор у нас не так чтоб богатый, что есть – тому и рады.

– Как Даша оказалась в интернате?

Степашина раздвинула губы в неприятной улыбке.

– Стараниями своей матери, разумеется. Вы не представляете, сколько стен прошибла эта женщина, пока не добилась желаемого.

– Людмила хотела избавиться от дочери? Почему? Вы описываете ее как совершенно нормальную девочку…

– Боже мой, да именно поэтому! Потому что Даша была совершенно нормальной девочкой!

Макар озадаченно помолчал.

– Нет, я не понимаю, – признался он.

– Ох, ну как вам объяснить… Из всех детей в ее семье Даша – самый беспроблемный ребенок. Даже с младшей в детском саду не справляются, как я слышала, и Люда уже вынуждена была перевести ее в другое место. А за Дашей не нужно было приглядывать, ловить за руку на воровстве, возвращать вещи в магазины… Она не дралась, не курила, не била окна в школе, не сбегала из дома, не связывалась с парнями вдвое старше. Это в итоге сыграло с ней злую шутку. Ее мать всегда была поглощена теми отпрысками, которые доставляли окружающим неприятности. А Даша не доставляла. На нее не нужно было эмоционально тратиться. Это проклятие благополучных средних детей. Со старшими матери адаптируются к родительству, с младшими носятся как с писаной торбой. А средним – успешным, неглупым, способным – достается по остаточному принципу.

– Вы хотите сказать, Людмила свою дочь не любила? – вмешался Бабкин.

– Я хочу сказать, она ее не замечала, – отрезала Степашина. – А ума и сердца на то, чтобы понять, что это хороший добрый ребенок, которому нужно столько же внимания, сколько и ее старшим засранцам, Людмиле не хватило!

Она спохватилась и охнула:

– Простите! Я не должна была так говорить, это крайне непрофессионально.

– Вы знакомы с Людмилой, да? – спросил Макар.

Бабкину показалось, Степашина смутилась.

– Мы вместе учились. Не хочу злословить… – Было видно, что именно этого ей и хочется, и Илюшин понимающе закивал, подбадривая ее. – Но она всегда была мастером сваливать свои обязанности на самых, на первый взгляд, неподходящих для этого людей. – Женщина криво усмехнулась. – Но ведь работает! Я не удивлена, что Даша не захотела тащить на себе весь этот воз. Людмила считала, что вырастила домработницу, громоотвод и няньку.

– Громоотвод – для старших?

– Именно так. Они агрессивные, вспыльчивые. Олег как-то раз выкинул из окна электронное пианино, на котором играла младшая девочка и мешала ему спать, – подарок от администрации, между прочим. Людмила устранилась от конфликтов детей, и всем этим должна была заниматься Даша. Нет, я не удивлена ее побегу, – повторила она.

– Вы знаете, чего Даша хотела?

– Я знаю, чего она не хотела. Она не собиралась жить вместе со своим семейством. Не ровен час, вернется кто-нибудь из папаш… – Степашина закатила глаза. – Или Люда приведет нового. Она всегда пользовалась большой популярностью у мужчин определенного склада.