Пернатый змей - [148]

Внезапно они закончили танец, укутались в серапе и расселись на земле. Там и тут мерцало колеблющееся пламя окоте на расставленных треножниках; на несколько минут повисла тишина. Потом вновь зазвучал барабан и ясный мужской голос воинственно запел «Первую песнь Уицилопочтли»:

Я — Уицилопочтли,

Красный Уицилопочтли,

Кроваво-красный.

Я — Уицилопочтли,

Желтый, как солнце,

Солнце в крови у меня.

Я — Уицилопочтли,

Белый, как кость,

Смерть в крови у меня.

Я — Уицилопочтли,

Я сжимаю травинку в зубах.

Я — Уицилопочтли, сидящий во тьме.

Я пятно крови на теле тьмы.

Я слежу за людьми у костра.

Выжидаю у них за спиной.

В тишине моей ночи

Кактус точит свой шип.

Корни трав тянутся к солнцу другому.

В глубине, куда не проникнут и корни манго,

В самом центре земли,

Горит желтое, змеино-желтое солнце мое.

О, страшитесь его!

О, страшитесь меня!

Кто стоит на пути моего змея-огня,

От жгучего жала умрет.

Я — спящий и бдящий

Гнев начала мужского.

Я — вспышки и дрожь

Огня угасающего.

Песнь подошла к концу. Некоторое время стояла тишина. Потом все люди Уицилопочтли запели снова ту же песнь, на место «Я» подставляя «Он».

Он — Уицилопочтли,

Красный Уицилопочтли,

Кроваво-красный.

Он — Уицилопочтли,

Желтый, как солнце,

Солнце в крови у него.

Он — Уицилопочтли,

Белый, как кость,

Смерть в крови у него.

Он — Уицилопочтли,

Он сжимает травинку в зубах.

Он — Уицилопочтли, сидящий во тьме.

Он — пятно крови на теле тьмы.

Он следит за людьми у костра.

Выжидает у них за спиной.

В тишине его ночи

Кактусы точат шипы.

Корни трап тянутся к солнцу другому.

В глубине, куда не проникнут и корни манго,

В самом центре земли,

Горит желтое, змеино-желтое солнце.

О, берегитесь, люди!

Страшны он и оно!

Кто стоит на пути его лучей,

Умирает от жгучего жала.

Он — Уицилопочтли, спящий или бдящий

Змей начала мужского.

Уицилопочтли — вспышки и дрожь

Огня гнева мужского.

Все большие костры погасли. Только слабое красноватое пламя треножников освещало сцену. Стража с примкнутыми штыками вышла со двора и выстроилась у внешней стены.

Теперь двор был пуст, только рдели угли прогоревших костров да металось пламя треножников. И теперь стал виден помост у белой стены церкви.

В тишине раскрылись большие церковные двери, и появился Сиприано в своем богатом серапе, держа в руке пук черных то ли листьев, то ли перьев, сзади над его головой торчали алые перья с черными кончиками. Он взошел на помост и остановился, повернувшись к толпе, факел освещал его лицо и яркие перья, похожие на языки огня над его головой.

За ним из церкви вышла странная процессия: пленный пеон в широченных белых рубахе и штанах в сопровождении двух стражей Уицилопочтли в серапе с красными, черными, желтыми, белыми и зелеными полосами; следом другой пленный пеон, за ним еще — всего пятеро; пятый был высокого роста, хромал, и на груди его белой рубахи был начерчен красный крест. Последней шла женщина, также в сопровождении двух стражей, волосы ее были распущены и рассыпались по красному платью.

Все поднялись на помост. Пленных пеонов построили в ряд, стражи встали позади них. Хромого пеона поставили в стороне, за спиной — стражи, женщину тоже отвели в сторону.

Большой барабан смолк, и трижды прозвучал звук горна, долгий, громкий и торжествующий. Потом рассыпалась яростная дробь сигнальных барабанов или маленьких тамтамов.

Сиприано поднял руку, все смолкло.

В тишине зазвучал его голос, произнося отрывистые, как приказы, фразы:

Мужчина тогда мужчина, когда он больше, чем мужчина.

Он не мужчина, пока он не больше, чем мужчина.

Пока не обрел силу

Большую, чем его сила.

В меня вошла сила из дали за солнцем

И из глубин земли.

Я — Уицилопочтли.

Я темен, как мрак подземный,

И желт, как огонь, который сжигает,

И бел, как кость,

И красен, как кровь.

Но я коснулся руки Кецалькоатля.

И между нашими пальцами вырос лист зеленой травы.

Я коснулся руки Кецалькоатля.

И вот! я владыка ночи,

И ночной сон растет из меня красным пером.

Я хранитель и господин сна.

Во сне ночи я вижу, как рыщут серые псы.

Рыщут, желая сожрать сон.

Ночью из труса выползает его душа,

Как серый пес, чья пасть в мерзкой пене,

Крадется меж спящих и видящих сон в уютной моей темноте,

В ком сон сидит, как кролик, насторожив длинные

           уши с кончиками, как ночь,

Или пасется на склонах сна, как в сумерках олень.

В ночи я вижу, как серые псы выползают из спящих людей —

Трусов, лжецов, предателей, чьи сны

Не настораживают уши, как кролики, и не пасутся

             в сумерках, как олени,

Но чьи сны — это псы, серые псы с желтой пастью.

Я вижу, как из лжецов, из воров, из коварных,

              подлых, презренных

Выползают серые псы и крадутся к моим оленям,

              пасущимся в темноте.

Тогда я хватаю нож и швыряю в серого пса.

И вот! нож вонзается в человека —

Дом серого пса!

Берегитесь! Берегитесь!

Мужчин и женщин, ходящих меж вас.

Вы не знаете, сколь во многих из них живут серые псы.

Мужчины, с виду невинные, женщины сладкоречивые

Могут оказаться конурой серого пса.

Ударили барабаны и зазвучал чистый и ясный голос певца:

Песнь серого пса

Когда спите вы и ничего не ведаете,

Серый пес крадется меж вами.

Вы спите и вертитесь, душа ваша мается.

Серый пес жрет ваши внутренности.